Измены

«Верую!» Шукшин - Анализ. Сочинение на тему Главный герой Максим в рассказе Шукшина «Верую! Сочинение по литературе на тему: Анализ рассказа В

Сочинение

В этом отношении интересен рассказ «Верую!». Его главный герой Максим мучается от неизъяснимой тоски, ищет ее истоки и причину, хочет объяснить себе и окружающим, что «больная душа» - это так же тяжело и страшно, как при любой другой болезни. Но жена презирает его за тоску.

О!.. Господи… пузырь: туда же, куда и люди,- тоска,- издевалась жена Максима, Люда,- с чего тоска-то? Максим хочет понять, что же болит? Он безотчетно понимает, что хуже всего, когда души вовсе нет, но объяснить этого не может, образования или привычки рассуждать нет. Но хочется понять, что же происходит в душе? Почему так тяжело? Ничего не заглушает боли и тоски: ни работа, ни водка… Так, может быть, поможет поп, служитель культа, которому по службе положено объяснять заблуждения людей, утешать их? Максим разговаривает с попом: «Поп был крупный шестидесятилетний мужчина, широкий в плечах, с огромными руками. Даже не верилось, что у него - что-то там с легкими. И глаза у попа ясные, умные. И смотрит он пристально, даже нахально. Такому - не кадилом махать, а от алиментов скрываться. Никакой он не благостный, не постный - не ему бы, не с таким рылом, горести и печали человеческие - живые, трепетные нити - распутать. Однако -Максим сразу это почувствовал- с попом интересно…»

И оказалось, что верит поп в жизнь, в ее многообразие и мудрость. Что там, за гробом, попу неизвестно, поэтому он советует Максиму испытать рай и ад на земле. Живи так, чтобы потом не страшно было «раскаленные сковородки облизывать». Жизнь, утверждает поп, должна быть короткой, как песня, тогда умереть не жалко. Это фактический гимн жизни, ее вечному и неустанному движению вперед. И не кощунственно, а жизнеутверждающе звучат слова:

* - Ве-ру-ю-у! …В авиацию, в механизацию, в сельское хозяйство, в научную революцию! В космос и невесомость! Ибо это объективно-о!

Если трудно, иди вперед, старайся обогнать идущих впереди, не получится - слаб в коленках, но старайся, не скули, не хнычь. Ты человек, а значит, тебе многое дано. Кругом многообразная и интересная жизнь, приложи свои таланты и силу, преобразуй эту землю. Она ответит тебе дарами и благами, главное, веруй!

Небольшой по объему и нехитрый по сюжету рассказ получает высокое философское звучание. Жизнеутверждающий и оптимистичный, он зовет к великим целям. Но не так все просто, надо нести веру в сердце, надо иметь душу, способную болеть, плакать, переживать.

А последняя фраза гениально передает механизм преобразования: от желания к уверенности, способной свернуть торы:
* - Эх, верую! Верую!

В русской литературе жанр деревенской прозы заметно отличается от всех остальных жанров. В чем же причина такого отличия? Об этом можно говорить исключительно долго, но все равно не прийти к окончательному выводу. Это происходит потому, что рамки этого жанра могут и не умещаться в пределах описания сельской жизни. Под этот жанр могут подходить и произведения, описывающие взаимоотношения людей города и деревни, и даже произведения, в которых главный герой совсем не сельчанин, но по духу и идее эти произведения являются не чем иным, как деревенской прозой. ф

В зарубежной литературе очень мало произведений подобного типа. Значительно больше их в нашей стране.

Такая ситуация объясняется не только особенностями формирования государств, регионов, их национальной и экономической спецификой, но и характером, «портретом» каждого народа, населяющего данную местность. В странах Западной Европы крестьянство играло незначительную роль, а вся народная жизнь кипела в городах. В России издревле крестьянство занимало самую главную роль в истории. Не по силе власти (на- оборот - крестьяне были самыми бесправными), а по духу - крестьянство было и, наверное, по сей день остается движущей силой российской истории. Именно из темных, невежественных крестьян вышли и Стенька Разин, и Емельян Пугачев, и Иван Болотников, именно из-за крестьян, точнее из-за крепостного права, происходила та жестокая борьба, жертвами которой стали и цари, и поэты, и часть выдающейся русской интеллигенции XIX века. Благодаря этому произведения, освещающие данную тему, занимают особое место в литературе.

Особое место в этом ряду занимает Василий Макарович Шукшин. Его своеобразное творчество привлекало и будет привлекать сотни тысяч читателей не только в нашей стране, но и зарубежом. Ведь редко можно встретить такого мастера народного слова, такого искреннего почитателя родной земли, каким был этот выдающийся писатель.

Василий Макарович Шукшин родился в 1929 году, в селе Сростки Алтайского края. И через всю жизнь будущего писателя красной нитью пролегла красота и суровость тех мест. Именно благодаря своей малой родине

Шукшин научился ценить землю, труд человека на этой земле, научился понимать суровую прозу сельской жизни. Уже с самого начала творческого пути он обнаружил новые пути в изображении человека. Его герои оказались непривычными и по своему социальному положению и по жизненной зрелости, и по нравственному опыту. Став уже вполне зрелым молодым человеком, Шукшин отправляется в центр России. В 1958 году он дебютирует в кино («Два Федора»), а также и в литературе («Рассказ в телеге»). В 1963 году Шукшин выпускает свой первый сборник - «Сельские жители». А в 1964 году его фильм «Живет такой парень» удостаивается главной премии на фестивале в Венеции. К Шукшину приходит всемирная известность. Но он не останавливается на достигнутом. Следуют годы напряженной и кропотливой работы. Например, в 1965 году выходит его роман «Любавины» и в то же время на экранах страны появляется фильм «Живет такой парень». Только по одному этому примеру можно судить с какой самоотдачей и интенсивностью работал художник.

А может это торопливость, нетерпение? Или желание немедленно утвердить себя в литературе на самой прочной - «романной» - основе? Безусловно это не так. Шукшиным было написано всего два романа. И как говорил сам Василий Макарович, его интересовала одна тема: судьбы русского крестьянства. Шукшин сумел задеть за живое, пробиться в наши души и заставит нас потрясенно спросить: «Что с нами происходит»? Шукшин не щадил себя, торопился, чтобы успеть сказать правду, и этой правдой сблизить людей. Он был одержим одной мыслью, которую хотел додумать вслух. И быть понятым! Все усилия Шукшина - творца были направлены к этому. Он считал: «Искусство - так сказать, чтобы тебя поняли…» С первых шагов в искусстве Шукшин объяснял, спорил, доказывал и мучился, когда не был понят. Ему говорят, что фильм «Живет такой парень» - это комедия. Он недоумевает и пишет послесловие к фильму. Ему подкидывают на встрече с молодыми учеными каверзный вопрос, он тушуется, а потом садится за статью («Монолог на лестнице»).

В рассказах, написанных в последние годы, все чаще звучит страстный, искренний авторский голос, обращенный прямо к читателю. Шукшин заговорил о самом главном, наболевшем, обнажая свою художническую позицию. Он словно почувствовал, что его герои не все могут высказать, а сказать обязательно надо. Все больше появляется «внезапных», «навыдуманных» рассказов от самого себя Василия Макаровича Шукшина. Такое открытое движение к «неслыханной простоте», своеобразной обнаженности - в традициях русской литературы. Тут собственно уже не искусство, выход за его пределы, когда душа кричит о своей боли. Теперь рассказы - сплошное авторское слово. Интервью - обнаженное откровение. И везде вопросы, вопросы, вопросы. Самые главные о смысле жизни.

Искусство должно учить добру. Шукшин в способности чистого человеческого сердца к добру видел самое дорогое богатство. «Если мы чем-нибудь сильны и по-настоящему умны, так это в добром поступке», - говорил он. С этим жил, в это верил Василий Макарович Шукшин.

Василий Макарович Шукшин – писатель, пришедший в литературу со своей темой, даже философией. Его рассказы, небольшие по объему, заставляют задуматься о себе, своем месте в жизни, почувствовать всю полноту бытия. В русской литературе неоднократно изображались герои, раздираемые внутренними противоречиями, как правило, это были представители высшего класса, интеллигенты. Шукшин же приводит совершенно иного героя – деревенского мужика, объясняя и доказывая, что человек думает и переживает одно и то же, живет ли он в городе или в деревне,

Пашет землю или решает научные проблемы. Есть разность в образовании, в культурном уровне, но вот общечеловеческие вопросы, желание докопаться до истины присуще любознательным и пытливым вне зависимости от “места жительства”.

В этом отношении интересен рассказ “Верую!”. Его главный герой Максим мучается от неизъяснимой тоски, ищет ее истоки и причину, хочет объяснить себе и окружающим, что “больная душа” – это так же тяжело и страшно, как при любой другой болезни. Но жена презирает его за тоску.

– О. Господи. пузырь: туда же, куда и люди,- тоска,- издевалась жена Максима, Люда,- с чего тоска-то? Максим

Хочет понять, что же болит? Он безотчетно понимает, что хуже всего, когда души вовсе нет, но объяснить этого не может, образования или привычки рассуждать нет. Но хочется понять, что же происходит в душе? Почему так тяжело? Ничего не заглушает боли и тоски: ни работа, ни водка. Так, может быть, поможет поп, служитель культа, которому по службе положено объяснять заблуждения людей, утешать их? Максим разговаривает с попом: “Поп был крупный шестидесятилетний мужчина, широкий в плечах, с огромными руками.

Даже не верилось, что у него – что-то там с легкими. И глаза у попа ясные, умные. И смотрит он пристально, даже нахально. Такому – не кадилом махать, а от алиментов скрываться. Никакой он не благостный, не постный – не ему бы, не с таким рылом, горести и печали человеческие – живые, трепетные нити – распутать. Однако Максим сразу это почувствовал – с попом интересно.” И оказалось, что верит поп в жизнь, в ее многообразие и мудрость. Что там, за гробом, попу неизвестно, поэтому он советует Максиму испытать рай и ад на земле. Живи так, чтобы потом не страшно было “раскаленные сковородки облизывать”. Жизнь, утверждает поп, должна быть короткой, как песня, тогда умереть не жалко.

Это фактический гимн жизни, ее вечному и неустанному движению вперед. И не кощунственно, а жизнеутверждающе звучат слова: – Ве-ру-ю-у. В авиацию, в механизацию, в сельское хозяйство, в научную революцию! В космос и невесомость! Ибо это объективно-о! Если трудно, иди вперед, старайся обогнать идущих впереди, не получится – слаб в коленках, но старайся, не скули, не хнычь. Ты человек, а значит, тебе многое дано. Кругом многообразная и интересная жизнь, приложи свои таланты и силу, преобразуй эту землю. Она ответит тебе дарами и благами, главное, веруй!

А последняя фраза гениально передает механизм преобразования: от желания к уверенности, способной свернуть торы: – Эх, верую! Верую!

Сочинения по темам:

Главные герои рассказа: Наум и Иван. Иван – муж дочери Наума. Наум застает Ивана спящим, с похмелья. Первый зовет ехать...
Сашка Ермолаев субботним утром идет с маленькой дочкой в соседний магазинчик за молоком и рыбой. Их встречает там за прилавком...

Череда шукшинских рассказов имеют глагольные названия (4 рассказа в одном сборнике). Экспрессия, диалогичная стихия проявляется на уровне названия. Высшая степень эмоциональности. Ситуация философская, бытийная. Главного героя снедает тоска, он не может объяснить почему. В повседневной жизни у него все ладно (дом, работа, семья). Максиму 40 с небольшим лет. Он – крепкий, жилистый мужчина, волчий взгляд. Он – потертый жизнью человек с жестким, сильным характером. С ним «что-то» случается, звучит неопределенная модальность, герой чувствует, что что-то ему не хватает. Никакие традиционные средства не помогают. Герой пытается понять, разобраться, чего ему не хватает в жизни. Ситуация в рассказе связана со встречей героя с человеком, который, как считает Максим, может помочь ему разобраться.

К соседу приезжает поп, священник. У попа приключилась легочная болезнь, он приехал лечить барсучьим салом, а сосед Максима – как раз охотник. Максим узнает о попе, сразу же идет пообщаться. Это профессиональная сфера деятельности попа. Встреча Максима и попа – центральная, определяет сюжет рассказа. Неканоничный образ священника создает Шукшин: с одной стороны, поп немолодой, пожилой, грузный мужчина. Видно, Максим оценивает героя и видит своим волчьим взглядом, что поп за жизнь крепко держится, борется со своей болезнью, надеется победить. Витальное, жизненное начало присутствует в герое. Дальше завязывается разговор между Максимом и попом. В чем смысл жизни – вопрос, который их волнует. Священник – обычный, сельский. Главное открытие, которое совершает Максим: оказывается, что священник тоже истиной не владеет, откровенно об этом заявляет. Каждый из них не владеет большой мудростью, но они понимают, что перед ними стоят вопросы смысла жизни, которые окончательного ответа не имеют.

Поп излагает свой символ веры: Бог есть и имя ему жизнь. В итоге психологическая кульминация – пляска, танец, который имеет карнавальные черты, понимание, что окончательных ответов (что такое истина, жизнь, смысл жизни, смерть, Бог) на эти вопросы не найти. Поп и Максим устраивают карнавальный танец, в котором начинают произносить неканонический символ веры: соединяют в нем реальный эмпирический жизненный опыт. Это момент выплеска энергии, энергии неудовлетворенности, каждый из них неудовлетворен повседневным существованием, герои занимаются поисками ответов на вопросы жизненные. Душевная неуспокоенность переплавляется в танец, символ веры, где все смешивается (и жизнь, и духовный мир, и революция). У попа пограничное состояние – между жизнью и смертью.

БИЛЕТ № 29

1.«Пушкинский дом» а. Битова (или романы Саши Соколова) , характеристика идейно-эстетического своеобразия.

Саша Соколов «Школа для дураков»

«Это книга об утонченном и странном мальчике, страдающем раздвоением личности..., который не может примириться с окружающей действительностью», – так пишет о романе «Школа для дураков» сам автор.

Есть посвящение: слабоумному мальчику Вите Пряскину, моему приятелю и соседу . Саша Соколов: «Отдельные критики подозревают, что мальчик Витя Пляскин, которому я посвятил книгу, лицо вымышленное: очень уж это имя отзывается Виттовой пляской. Однако он реально существовал, действительно был слабоумным, жил в нашем многоквартирном доме на Велозаводской и стал первым другом моего детства. Точнее, второй, московской его половины. Дружба дружбой, а просвещение врозь: я ходил в обычную семилетку, а Виктора водили в заведение, именуемое в уличном обиходе не иначе как «школа для дураков». Судя по вдохновенным воплям, визгу и хохоту, что доносились из ее открытых в теплые дни окон, учиться там было куда увлекательней, чем в моей».

Один из эпиграфов – глаголы-иселючения. Как в русском языке существуют глаголы-исключения, так и в обществе, подобно языку, имеющему свои правила и законы, всегда были и будут люди, которым невозможно жить по правилам. Это изгои, “белые вороны”, сумасшедшие, гении. Герой обладает, по словам учительницы литературы по прозвищу Водокачка, избирательной памятью: он запоминает только то, что поражает его воображение, и поэтому живёт так, как хочет сам, а не так, как хотят от него другие.

ВРЕМЯ! Всматривание позволяет герою не только познавать мир, но и преодолевать время, расширяя его рамки за счёт возникающих при этом ассоциаций, в результате чего взаимно сосуществуют несколько временных плоскостей, наложенных в сознании героя одна на другую.

Главный герой романа Ученик Такой-то – подросток, который учится в так называемой спецшколе и страдает раздвоением сознания (Другой), и именно эта черта делает его уникальным, его видение мира не укладывается в привычные реалистические рамки. М. Липовецкий пишет: «…поскольку сознание повествователя поражено безумием, то и получается, что одному, внешнему хаосу противостоит другой, внутренний, хаос – и это уже примета постмодернизма». М. Липовецкий считает, что образ главного героя связан с традицией юродства и отмечает, что шизофренический синдром становится мотивировкой полифонизма. Речь героя имеет сложную структуру: повествование ведется прерывисто, нелогично, в основной рассказ часто вклиниваются посторонние сюжеты, образующие новую историю. Герой страдает раздвоением личности, причем одна его половина пытается раскрыть ему правду на жестокие факты действительности, другая половина инфантильно закрывает на это глаза и заменяет реальные события вымышленными: «Не притворяйся, будто ты не знаешь, кто я такой; если ты называешь меня сумасшедшим, то ты сам точно такой же сумасшедший, потому что я – это ты сам». Предметы в окружающем героя мире часто не обретают названий, так же как и он сам, по сути, не имеет определённого имени, однако называние предмета - это ничто по сравнению с фактом существования вообще: “А как называлась станция? Я никак не могу рассмотреть издали. Станция называлась”.

Вероятно, из-за своеобразия восприятия мира главным героем, практически все персонажи начинают существовать в нескольких ипостасях: Виолетта Аркадьевна/Вета Акатова/ветка акации/станционная проститутка/«простая девочка», профессор Акатов/Леонардо да Винчи; учитель географии Павел/Савл Норвегов/бессмертный пророк; почтальон Михеев/Медведев/ Насылающий Ветер.

Школа как образовательное учреждение теряет свое назначение: в ней учат тех, кого заведомо нельзя научить, учеников не воспитывают, а скорее «муштруют».

В «Школе для дураков» мы можем наблюдать использование приема «поток сознания», провозглашенного модернистами. У главного героя С. Соколова поток речи становится неуправляемым, абзацы и границы между предложениями утрачиваются, знаки препинания опускаются. Повествование обретает форму «потока сознания», перечисления, каталогизирования. "Школа для дураков" - это метафора мироустройства, с которым не согласны ни герой, ни его автор. Если герой, как пишет А.Генис, "пытается сбежать на природу, на дачу, в "страну вечных каникул", вырваться не только из школы, но и из самой истории, которая тащит его не туда, куда ему надо, а туда, куда надо всем", то автор, также тоскующий по свободе, создает текст, сама форма которого свободна: поток сознания. Слайд : «… но ветка спит, сомкнув лепестки цветов, и поезда, спотыкаясь на стыках, ни за что не разбудят ее и не стряхнут ни капли росы -- спи спи пропахшая креозотом ветка утром проснись и цвети потом отцветай сыпь лепестками в глаза семафорам и пританцовывая в такт своему деревянному сердцу смейся на станциях продавайся проезжим и отъезжающим плачь и кричи обнажаясь в зеркальных купе как твое имя меня называют Веткой я Ветка акации я Ветка железной дороги я Вета беременная от ласковой птицы по имени Найтингейл я беременна будущим летом и крушением товарняка вот берите меня берите я все равно отцветаю это совсем недорого я на станции стою не больше рубля я продаюсь по билетам а хотите езжайте так бесплатно ревизора не будет он болен погодите я сама расстегну видите я вся белоснежна ну осыпьте меня совсем осыпьте же поцелуями никто не заметит лепестки на белом не видны а мне уж все надоело иногда я кажусь себе просто старухой которая всю жизнь идет по раскаленному паровозному шлаку по насыпи она вся старая страшная я не хочу быть старухой милый нет не хочу я знаю я скоро умру на рельсах я я мне больно мне будет больно отпустите когда умру отпустите эти колеса в мазуте ваши ладони в чем ваши ладони разве это перчатки я сказала неправду…» (и т.д. в целов на 2 страницы)

К приметам постмодернизма мы можем отнести приём цитирования, экспериментального отношения к цитатам и аллюзиям, утверждение новой эстетики языка, отсутствие морализаторский и дидактических тем. Например, цитаты из песен: «Штыками и картечью проложим путь себе» – цитата из песни на слова популярного в советские годы автора, А. Безыменского; «Через годы через расстоянья» – цитата из песни «Песня остается с человеком», "В неапольском порту с пробоиной в борту Джанетта поправляла такелаж, но прежде чем уйти в далекие пути, на берег был отправлен экипаж".

Гуманистические принципы замещаются на игровые. М. Берг указывает на о сходство прозы С. Соколова с игровой поэтикой лианозовской школы, где делается акцент на отказе от прямого лирического монолога, который подменяется диалогической игрой чужими голосами и языковыми масками, а результат выражается стилистической разбалансированностью текста, то есть, присутствием в нем элементов, присущих различным эпохам, сознаниям и стилям языка, что мы и наблюдаем в «Школе для дураков».

Один из наиболее распространенных постмодернистских приемов, которым пользуется С. Соколов в «Школе для дураков» - это внесение в текст черновиков и вставных рассказов. Есть целая глава, которая называется «Теперь, рассказы написанные на веранде». Или, например, сказка и Скирлах, рассказ-напутствие учителя географии Павла Петровича Норвегова о плотнике (глава 5 «Завещание»). По мнению Липовецкого эта притча является ключевым эпизодом романа. Ее важность заключается, в первую очередь, в том, что в ней связываются категории, «ранее принадлежавшие к полярным мирообразам «Школы для дураков»: творца и палача, птицу и жертву. Творец – палач – птица – жертва образуют здесь некое нерасчленимое художественное целое». Смерть в этой притче «отождествляется с преодолением шизофренической расщепленности, схождением всех версий существования в одну единственную точку и, следовательно, прекращением метаморфоз». Критик связывает с темой смерти мотив «мела», который встречается в книге. (вагоны, исписанные мелом, меловые карьеры, название станции «Мел», река Мел, дома из мела, перепачканные мелом рубли, меловые плиты на могилах; скульптуры у школы – два меловых старика и меловая девочка; меловое рабство).

И. Азеева указывает на цитатную основу названия романа: ключевое выражение «школа для дураков» писатель принял как из народной речи, так и из уст собственного героя: «Дорогой автор, я назвал бы вашу книгу ШКОЛА ДЛЯ ДУРАКОВ; знаете, есть Школа игры на фортепьяно, Школа игры на барракуде, а у вас пусть будет ШКОЛА ДЛЯ ДУРАКОВ, тем более, что книга не только про меня или про н е г о, д р у г о г о, а про всех нас, вместе взятых, учеников и учителей, не так ли?» Азеева отмечает особые отношения героев книги, которые мы можем назвать «сотворчеством».

М. Егоров отмечает фиктивную ситуацию написания текста «на глазах» у читателя, т.е. продуцирование спонтанного текста, мнимую импровизацию.

Для речи фиктивного автора «Школы для дураков» свойственно частое обращение к цитатам из русского народного творчества или стилизации такового: «тра та та тра та та вышла кошка за кота» – фрагмент из детской стихотворной сказки «Ссора» С. Михалкова, которая, в свою очередь имитирует фольклорную детскую сказку; «горят костры горючие кипят котлы кипучие» – цитата из русской народной сказки «Сестрица Алёнушка и братец Иванушка», «спой мне песню, как синица за водой поутру шла» – «Зимний вечер» А. С. Пушкина (Спой мне песню, как синица \ Тихо за морем жила; \ Спой мне песню, как девица \ За водой поутру шла); «коси, коса, пока роса, или: коси-коси, ножка, где твоя дорожка», «эники-беники ели вареники, или: вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана. Но прекраснее: жили-были три японца -- Як, Як-Цидрак, Як-Цидрак-Цидрони, жили-были три японки -- Цыпа, Цыпа-Дрипа, Цыпа-Дрипа-Лимпомпони; все они переженились: Як на Цыпе, Як-Цидрак на Цыпе-Дрипе, Як-Цидрак-Цидрони на Цыпе-Дрипе-Лимпомпони.» – детские считалочки; «во саду ли» – фрагмент русской народной песни, «как у наших у ворот»– детская русская народная песня, «ах вы сени» – русская народная песня; «мерзни-мерзни волчий хвост»; «Скирлучими, мама. От слова скирлы» – русская народная сказка «Медведь – липовая нога». На этой русской народной сказке стоит остановиться подробнее, так как главный герой не раз её упоминает и в книге есть целая глава, названная «Скирлы».

В тексте встречается какой-то метаморфозный, полусказочный персонаж – ведьма Тинберген, у которой, по законам сказочного жанра есть кот («кот Тинберген») она же – завуч школы, она же – соседка Шейна Соломоновна Трахтенберг).

Также автор использует в тексте не только сказочные, но и мифологические образы, например, это река Лета (река забвения, протекающая в подземном царстве), а также близкая к мифологии фигура какого-то богоподобного существа, Насылающего ветер (почтальон Михеев (Медведев).

Абстрактный автор склонен к употреблению синтаксических конструкций, отсылающих нас к Библии. Например: «он оглянулся в движении своём», «реки ваши потекут вспять», «преврати дождь в град, день в ночь, хлеб наш насущный даждь нам днесь», «косари, посрамленные чудом», «я сказал: стучите, и вам откроют», «принесите мои одежды!», «отца твоего» и др. Благодаря использованию таких конструкций создается иллюзия сближения художественного произведения с сакральным текстом, а описание жизни героя «ученика такого-то» – с житием святого. Кстати, фигура «наставника» главного героя, учителя Павла Норвегова (он же Савл), также отсылает нас к библейской фигуре апостола Павла.

Реминисценции на худ. произведения : например, на «Мастера и Маргариту»: ««Одни утверждали, будто он молод и мудр, другие – будто стар и глуп, третьи настаивали на том, что он средних лет, но неразвит и необразован, четвертые – что стар и умен».

Языковая игра:

Каламбуры, основанные на созвучии: почтенный караул, народное оборзование, констриктор (кондуктор), констрикторы (конструкторы), внутренняя калитика (политика), болекровие. Или на замене одного или добавления нового из устойчивого выражения: «белым по черному и коричневому», «два ученых, подающих одежды», «статья печатается в беспорядке дискуссии» «положение лещей», «Дети капитана Блэда», «надежды и планктон на будущее».

Окказиональные неологизмы: «дождепад и даже градобой», «некомиссии», «скирлучие».

Пейте чай, милостивый государь.

Цоп-цоп, цайда-брайда, рита-усалайда. Ясни, ясни, на небе звезды, мерзни, мерзни волчий хвост.

Вета, Вета разута и раздеты. Или: «Вета. Та».

Водокачка – прозвище учительницы словесности. «буквы, составляющие само слово, вернее половина букв (читать через одну, начиная с первой) -- это ее, преподавателя, инициалы: В. Д. К. Валентина Дмитриевна Калн -- так ее звали. Но остаются еще две буквы -- Ч и А, -- и я забыл, как расшифровать их… В понятии наших одноклассников они могли бы означать что угодно, а между тем, не признавалась никакая иная расшифровка, кроме следующей: Валентина Дмитриевна Калн - человек-аркебуза… Пусть та преподаватель совершенно не была похожа на водокачку, - скажешь ты, -- зато она необъяснимо напоминает само слово, сочетание букв, из которых оно состоит (состояло, будет состоять) -- В, О, Д, О, К, А, Ч, К, А».

Василий Макарович Шукшин - писатель, пришедший в литературу со своей темой, даже философией. Его рассказы, небольшие по объему, заставляют задуматься о себе, своем месте в жизни, почувствовать всю полноту бытия. В русской литературе неоднократно изображались герои, раздираемые внутренними противоречиями, как правило, это были представители высшего класса, интеллигенты. Шукшин же приводит совершенно иного героя - деревенского мужика, объясняя и доказывая, что человек думает и переживает одно и то же, живет ли он в городе или в деревне, пашет землю или решает научные проблемы. Есть разность в образовании, в культурном уровне, но вот общечеловеческие вопросы, желание докопаться до истины присуще любознательным и пытливым вне зависимости от «места жительства». В этом отношении интересен рассказ «Верую!». Его главный герой Максим мучается от неизъяснимой тоски, ищет ее истоки и причину, хочет объяснить себе и окружающим, что «больная душа» - это так же тяжело и страшно, как при любой другой болезни. Но жена презирает его за тоску. - О!.. Господи… пузырь: туда же, куда и люди,- тоска,- издевалась жена Максима, Люда,- с чего тоска-то? Максим хочет понять, что же болит? Он безотчетно понимает, что хуже всего, когда души вовсе нет, но объяснить этого не может, образования или привычки рассуждать нет. Но хочется понять, что же происходит в душе? Почему так тяжело? Ничего не заглушает боли и тоски: ни работа, ни водка… Так, может быть, поможет поп, служитель культа, которому по службе положено объяснять заблуждения людей, утешать их? Максим разговаривает с попом: «Поп был крупный шестидесятилетний мужчина, широкий в плечах, с огромными руками. Даже не верилось, что у него - что-то там с легкими. И глаза у попа ясные, умные. И смотрит он пристально, даже нахально. Такому - не кадилом махать, а от алиментов скрываться. Никакой он не благостный, не постный - не ему бы, не с таким рылом, горести и печали человеческие - живые, трепетные нити - распутать. Однако -Максим сразу это почувствовал- с попом интересно…» И оказалось, что верит поп в жизнь, в ее многообразие и мудрость. Что там, за гробом, попу неизвестно, поэтому он советует Максиму испытать рай и ад на земле. Живи так, чтобы потом не страшно было «раскаленные сковородки облизывать». Жизнь, утверждает поп, должна быть короткой, как песня, тогда умереть не жалко. Это фактический гимн жизни, ее вечному и неустанному движению вперед. И не кощунственно, а жизнеутверждающе звучат слова: * - Ве-ру-ю-у! …В авиацию, в механизацию, в сельское хозяйство, в научную революцию! В космос и невесомость! Ибо это объективно-о! Если трудно, иди вперед, старайся обогнать идущих впереди, не получится - слаб в коленках, но старайся, не скули, не хнычь. Ты человек, а значит, тебе многое дано. Кругом многообразная и интересная жизнь, приложи свои таланты и силу, преобразуй эту землю. Она ответит тебе дарами и благами, главное, веруй! Небольшой по объему и нехитрый по сюжету рассказ получает высокое философское звучание. Жизнеутверждающий и оптимистичный, он зовет к великим целям. Но не так все просто, надо нести веру в сердце, надо иметь душу, способную болеть, плакать, переживать. А последняя фраза гениально передает механизм преобразования: от желания к уверенности, способной свернуть торы: * - Эх, верую! Верую! В русской литературе жанр деревенской прозы заметно отличается от всех остальных жанров. В чем же причина такого отличия? Об этом можно говорить исключительно долго, но все равно не прийти к окончательному выводу. Это происходит потому, что рамки этого жанра могут и не умещаться в пределах описания сельской жизни. Под этот жанр могут подходить и произведения, описывающие взаимоотношения людей города и деревни, и даже произведения, в которых главный герой совсем не сельчанин, но по духу и идее эти произведения являются не чем иным, как деревенской прозой. ф В зарубежной литературе очень мало произведений подобного типа. Значительно больше их в нашей стране. Такая ситуация объясняется не только особенностями формирования государств, регионов, их национальной и экономической спецификой, но и характером, «портретом» каждого народа, населяющего данную местность. В странах Западной Европы крестьянство играло незначительную роль, а вся народная жизнь кипела в городах. В России издревле крестьянство занимало самую главную роль в истории. Не по силе власти (на- оборот - крестьяне были самыми бесправными), а по духу - крестьянство было и, наверное, по сей день остается движущей силой российской истории. Именно из темных, невежественных крестьян вышли и Стенька Разин, и Емельян Пугачев, и Иван Болотников, именно из-за крестьян, точнее из-за крепостного права, происходила та жестокая борьба, жертвами которой стали и цари, и поэты, и часть выдающейся русской интеллигенции XIX века. Благодаря этому произведения, освещающие данную тему, занимают особое место в литературе. Особое место в этом ряду занимает Василий Макарович Шукшин. Его своеобразное творчество привлекало и будет привлекать сотни тысяч читателей не только в нашей стране, но и зарубежом. Ведь редко можно встретить такого мастера народного слова, такого искреннего почитателя родной земли, каким был этот выдающийся писатель. Василий Макарович Шукшин родился в 1929 году, в селе Сростки Алтайского края. И через всю жизнь будущего писателя красной нитью пролегла красота и суровость тех мест. Именно благодаря своей малой родине Шукшин научился ценить землю, труд человека на этой земле, научился понимать суровую прозу сельской жизни. Уже с самого начала творческого пути он обнаружил новые пути в изображении человека. Его герои оказались непривычными и по своему социальному положению и по жизненной зрелости, и по нравственному опыту. Став уже вполне зрелым молодым человеком, Шукшин отправляется в центр России. В 1958 году он дебютирует в кино («Два Федора»), а также и в литературе («Рассказ в телеге»). В 1963 году Шукшин выпускает свой первый сборник - «Сельские жители». А в 1964 году его фильм «Живет такой парень» удостаивается главной премии на фестивале в Венеции. К Шукшину приходит всемирная известность. Но он не останавливается на достигнутом. Следуют годы напряженной и кропотливой работы. Например, в 1965 году выходит его роман «Любавины» и в то же время на экранах страны появляется фильм «Живет такой парень». Только по одному этому примеру можно судить с какой самоотдачей и интенсивностью работал художник. А может это торопливость, нетерпение? Или желание немедленно утвердить себя в литературе на самой прочной - «романной» - основе? Безусловно это не так. Шукшиным было написано всего два романа. И как говорил сам Василий Макарович, его интересовала одна тема: судьбы русского крестьянства. Шукшин сумел задеть за живое, пробиться в наши души и заставит нас потрясенно спросить: «Что с нами происходит»? Шукшин не щадил себя, торопился, чтобы успеть сказать правду, и этой правдой сблизить людей. Он был одержим одной мыслью, которую хотел додумать вслух. И быть понятым! Все усилия Шукшина - творца были направлены к этому. Он считал: «Искусство - так сказать, чтобы тебя поняли…» С первых шагов в искусстве Шукшин объяснял, спорил, доказывал и мучился, когда не был понят. Ему говорят, что фильм «Живет такой парень» - это комедия. Он недоумевает и пишет послесловие к фильму. Ему подкидывают на встрече с молодыми учеными каверзный вопрос, он тушуется, а потом садится за статью («Монолог на лестнице»). В рассказах, написанных в последние годы, все чаще звучит страстный, искренний авторский голос, обращенный прямо к читателю. Шукшин заговорил о самом главном, наболевшем, обнажая свою художническую позицию. Он словно почувствовал, что его герои не все могут высказать, а сказать обязательно надо. Все больше появляется «внезапных», «навыдуманных» рассказов от самого себя Василия Макаровича Шукшина. Такое открытое движение к «неслыханной простоте», своеобразной обнаженности - в традициях русской литературы. Тут собственно уже не искусство, выход за его пределы, когда душа кричит о своей боли.

В русской литературе неоднократно изображались герои, раздираемые внутренними противоречиями, как правило, это были представители высшего класса, интеллигенты. Шукшин же приводит совершенно иного героя - деревенского мужика, объясняя и доказывая, что человек думает и переживает одно и то же, живет ли он в городе или в деревне, пашет землю или решает научные проблемы. Есть разность в образовании, в культурном уровне, но вот общечеловеческие вопросы, желание докопаться до истины присуще любознательным и пытливым вне зависимости от "места жительства".

В этом отношении интересен рассказ "Верую!". Его главный герой Максим мучается от неизъяснимой тоски, ищет ее истоки и причину, хочет объяснить себе и окружающим, что "больная душа" - это так же тяжело и страшно, как при любой другой болезни. Но жена презирает его за тоску.
- О!.. Господи... пузырь: туда же, куда и люди,- тоска,- издевалась жена Максима, Люда,- с чего тоска-то? Максим хочет понять, что же болит? Он безотчетно понимает, что хуже всего, когда души вовсе нет, но объяснить этого не может, образования или привычки рассуждать нет. Но хочется понять, что же происходит в душе? Почему так тяжело? Ничего не заглушает боли и тоски: ни работа, ни водка... Так, может быть, поможет поп, служитель культа, которому по службе положено объяснять заблуждения людей, утешать их? Максим разговаривает с попом: "Поп был крупный шестидесятилетний мужчина, широкий в плечах, с огромными руками. Даже не верилось, что у него - что-то там с легкими. И глаза у попа ясные, умные. И смотрит он пристально, даже нахально. Такому - не кадилом махать, а от алиментов скрываться. Никакой он не благостный, не постный - не ему бы, не с таким рылом, горести и печали человеческие - живые, трепетные нити - распутать. Однако -Максим сразу это почувствовал- с попом интересно..."
И оказалось, что верит поп в жизнь, в ее многообразие и мудрость. Что там, за гробом, попу неизвестно, поэтому он советует Максиму испытать рай и ад на земле. Живи так, чтобы потом не страшно было "раскаленные сковородки облизывать". Жизнь, утверждает поп, должна быть короткой, как песня, тогда умереть не жалко.

Это фактический гимн жизни, ее вечному и неустанному движению вперед. И не кощунственно, а жизнеутверждающе звучат слова:

Ве-ру-ю-у! ...В авиацию, в механизацию, в сельское хозяйство, в научную революцию! В космос и невесомость! Ибо это объективно-о!

А последняя фраза гениально передает механизм преобразования: от желания к уверенности, способной свернуть горы:

Эх, верую! Верую!

Литературные источники образа Ноздрева образы лгунов и хвастунов в драматургии Я. Б.Княжнина, А. П.Сумарокова, И. И.Хемницера, И. А.Крылова, а также Загорецкий из комедии А. С.Грибоедова «Горе от ума», Глаздурин из романа Ф. В. Булгарина «Иван Выжигин». В образе Ноздрева развиты черты гоголевских персонажей Ихарева и особенно Хлестакова. Образ Ноздрева представляет тип «разбитного малого», кутилы «неугомонной юркости и бойкости характера», «исторического человека», ибо Н. всякий раз попадает в историю: либо его выводят из зала жандармы, либо выталкивают свои же приятели, либо он напивается в

Фантастика Замятина убедительна, потому что не писатель шел к ней, а она к нему. Ю. Тынянов. Имя Евгения Ивановича Замятина почти не известно широкому кругу российских читателей. Произведения, написанные автором в 20-е годы, были напечатаны в конце 80-х. Последние годы жизни писатель провел во Франции, где и скончался в 1937 году, но сам себя он никогда не считал эмигрантом - жил в Париже с советским паспортом. Творчество Е. Замятина чрезвычайно многообразно. Им написано большое количество повестей и романов, среди которых “Мы” занимает особое место. Во все времена

Начиная с повести «Круглянский мост», Василь Быков написал несколько произведений, включая «Обелиск» (1971), «Дожить до рассвета» (1972), «Пойти и не вернуться» (1978), которые и критики, и читатели именуют партизанскими на том основании, что в них действуют партизаны. Но если сравнить их с такими книгами непосредственных участников партизанского движения, как «Люди с чистой совестью» П. Вершигоры или «Подпольный обком действует» А. Федорова, само собой обнаружится, что как раз с точки зрения партизанского быта произведения Василя Быкова наиболее уязвимы, автору явно недостает неотразимых дета

В стихотворении Ф.И. Тютчева «Певучесть есть в морских волнах…» в полной мере проявился тютчевский пантеизм - обожествление, одушевление мира природы. Четыре мелодичных строфы произведения предваряет эпиграф: «Est in arundineis modulation musica ripis», заимствованный у римского поэта IV века до н.э. Авзония. В переводе с латыни он означает: «Есть музыкальная стройность в прибрежных тростниках». Примечательно, что шум морских волн рождает у лирического героя чувство гармонии. В природе вообще доминирует «созвучье полное», в то время как человек осознает разлад с нею. «Души отчаянной проте