Отзывы о "кому на руси жить хорошо". Купить билеты на спектакль "кому на руси жить хорошо" Спектакль кому на руси жить хорошо
Уже подготовленная разговором со студентами, я не удивилась. Это сначала я думала, что неспособность членить историю на периоды и видеть различия, говорит об их недообразованности, но постепенно мне стало казаться, что здесь дело в ином: время для них, словно пространство в кино, снятое длиннофокусным объективом, - вроде бы человек идет (то есть, идет время, минуется пространство), но для зрителя движение не заметно.
А может эта нечувствительность к движению времени - особое психологическое состояние, которое возникает в периоды, когда история совершает травмирующий скачок. Можно принять и другое объяснение, т.е. совершенно другое понимание времени и пространства, для подкрепления мысли процитирую Елену Блаватскую:
«У вечности не может быть ни прошлого, ни будущего, но только настоящее, так же, как беспредельное пространство, в его строго буквальном смысле, не может иметь ни далеких, ни близких мест. Наши концепции, ограниченные узкой ареной нашего опыта, пытаются приспособиться если не к концу, то, по крайней мере, к какому-то началу времени и пространства, но ни того, ни другого в действительности не существует, ибо в таком случае время не было бы вечным, и пространство - беспредельным. Прошлое существует не более чем будущее, как мы уже сказали; выживают только наши воспоминания; а наши воспоминания суть только быстро мелькнувшие картины, которые мы схватываем в отражениях этого прошлого, отразившихся в токах астрального света…»
Теперь я сверну в другую сторону. Недавно я была на концерте гениального музыканта и друга Вячеслава Ганелина. Он импровизировал на рояле. Неожиданно его левая рука уходила на синтезатор, а правая могла вдруг на секунду оказаться на ударнике. Слушая музыкальный сюжет, который без слов рассказывал композитор-исполнитель, я думала о том, что, наверное, Ганелин - амбидекстер, правда, после концерта спросить его об этом забыла.
Спектакль «Кому на Руси жить хорошо» поставлен Кириллом Серебренниковым так: 1. между прошлым и будущим у него нет расстояния, оно спрессовано - сознательно выбранным для работы воображаемым длиннофокусным объективом. 2. Это спектакль амбидекстера, ибо правая и левая рука режиссера (как и у Ганелина) работали по-разному, создавая невероятно тонкий, сложный и мощный механизм спектакля.
Почти все работы Кирилла Серебренникова - про Родину, т.е. про страну, в которой он родился и хочет жить, а поэтому старается понять ее умом, избежав при этом знание того, что «в Россию можно только верить». Он занимается интеллектуальным психоанализом России. Будучи образованным человеком своего поколения, и в то же время испытывая чистое и глубокое уважения к опыту тех, кто шел до него, Серебренников демонстрирует результаты своего психоаналитического сеанса на языке мировой культуры, не привязыванной к определенному историческому периоду. Кем создан этот язык? Назову только нескольких режиссеров (хотя есть и художники, и музыканты): Любимов, Эфрос, Феллини, Тарковский, Балабанов… Пример? Один из первых актеров последней любимовской Таганки, Дмитрий Высоцкий выходит в спектакле «Кому на Руси жить хорошо» с трубой, как выходил с ней Леонид Каневский в спектакле «104 страницы про любовь» Эфроса, и все это взято напрокат из финальной сцены фильма «8 ½» Феллини (Эфрос тоже цитировал Феллини). Кто-то может сказать, что я все придумываю, но у Серебренникова в фойе театра портреты режиссеров-предков присутствуют так же, как портреты Станиславского, Вахтангова, Мейерхольда и Брехта жили на Таганке.
Если этот текст прочитает Серебренников, он скажет, что я неправа и что он ни о чем подобном не думал. Да, он скорее всего не думал, но об этом думало его подсознание, а человеку со стороны работа чужого подсознания заметнее, поэтому и при несогласии Серебренникова с моими идеями я не утрачу уверенности в своей угадке его спектакля.
Это спектакль о России, о ее микро и макрокосмах, о русской бездне между реальным и нереальным. В «Кому на Руси» Россия - тюрьма, по аналогии с «Дания - тюрьма», поэтому где-то вдалеке - колючая проволока, из которой соткано название спектакля. Оно периодически загорается неоном, имитируя вывеску современного магазина.
Первое действие - «Спор». Здесь схватка двух мужиков - оказывается формой русского диалога, а групповая драка - проявлением русской соборности. Все строится на традиционной двойственностях, описанной Юрием Лотманом и Борисом Успенским в статье «Роль дуальных моделей в динамике русской культуры». Они выводили русский дуализм из православной традиции, в которой не оказалось места чистилищу и где остались только рай и ад, а посему, хотя русский богатырь стоит на развилке трех дорог - выбирать ему приходится только из двух: жизнь или смерть; Бог есть, и я - раб божий; или Бога нет - и все дозволено.
Главной же русской дуальной моделью в спектакле является противостояние мужчин женщинам. Две гендерные группы смешиваются только в двух сценах. В связи с этим хочется вспомнить еще одну тему, описанную замечательным ученым Михаилом Эпштейном, об особенностях русской дружбы. Цитирую:
« Конечно, не под советской властью, а еще раньше, в татарских степях и в российской деревне, сложился этот раздельный обиход и однополые пристрастия. Мужики, как положено, с мужиками, а бабы - с бабами, и не дай Бог обабиться первым или затребовать равенства вторым. Отсюда недалеко и до аскетизма большевиков, ничуть не монашеского, не христианского типа, а вот именно замешанного на мужицком стихийном гомосексуализме. "Ночку с бабой повозился - сам наутро бабой стал". И тогда гордый Разин избавляется от своего позора - кидает в матушку Волгу персиянскую княжну, чтобы вновь войти в принадлежность мужского круга. Так и революционеры кидали "в Волгу" свои семьи и прочие мужские "слабости", чтобы не дай Бог не обабиться и не вызвать презрения товарищей. Так подростки сбиваются в стаю и хихикают над девчонками. Это нервная стадия незрелости, когда от детского полового неразличения уже ушли, а к взрослому половому общению еще не пришли, - и вот ходят стайками, мальчики и девочки порознь ”.
Вот и в спектакле мужики и бабы врозь. Пообещала птичка-пеночка скатерть самобранку, и ждут мужики чуда с небес, а оттуда падает… солдатская униформа. Армия - форма мужского коллектива, где солдат и накормлен, и обстиран, как и обещала пеночка, однако, в результате активных действий этого коллектива не одно поколение русских мальчиков воспитывается исключительно женщинами, ибо мужчины-отцы остались лежать в земле бескрайних просторов нашей родины. Об этом будет во втором акте: «Пьяная ночь».
Второй акт построен на женском пении о том, что «смерти нет», и на мужском сомнамбулическом танце. Он начинается так, словно это не «Кому на Руси жить хорошо», а «Бобок» Достоевского, т.е. с движений зомби. Постепенно танец этот превращается в исповедь юродивого тела, потом в танец бурлаков, в похороны революционера, чтобы в самом конце акта вдруг в глубину сцены, которая кажется бесконечной, трагически беззащитной походкой ушли выросшие из зомби русские мальчики, которых кто-то послал «на смерть недрожавшей рукой». На какую смерть? Неизвестно, шансов умертвить, как мы знаем, в России в одном ХХ веке было много: Гражданская, 1937-ой, Отечественная, Афганская… чего-чего, а войн хватало. Мальчики уходят, а сверху льется дождь, который обрастает туманом. Туман кажется бесконечной бородой Бога, такой длинной, что туда, откуда она растет, русскому человеку не добраться.
Этот финал второго акта у Сереберенникова напомнил мне сцену из «Евгения Онегина» Римаса Туминаса в театре Вахтангова. Татьяна Ларина в кибитке ехала в Москву, и почему-то вдруг кибитка, не меняясь визуально, показалась черным воронком 1937 года. Как это происходило, я не знаю, но я это отчетливо видела или может, это был отпечаток истории семьи на сетчатке моего глаза.
Третий акт - судьба Матрены (Евгения Добровольская), которая вырастает до судьбы страны. В первом акте именно Евгения Добровольская играла птицу, которая посылала мужикам военное обмундирования, т.е. «Родина-мать зовет». В финальном эпизоде монолог актрисы поднимает спектакль до уровня народной трагедии.
В третьем акте - две демонстрации мод. Женская, где народный костюм, во всех вариациях остался верен теме и красному цвету. С одним исключением - траурно черного. И мужская - в самом конце спектакля, когда мужики в штанах защитного цвета по музыкальной фразе, как по команде, надевают одну на другую футболки с разными надписями. Надпись говорит о принадлежности и пристрастиях к группе, идее, вождю, спиртному напитку или горстке апофигистов. Просто, как Барон в «На дне»: «Мне кажется, что я всю жизнь только переодевался… а зачем? ... и все… как во сне… зачем? ... а?»
Неожиданно показалось, что
« Кому на Руси жить хорошо » - спектакль про женщин, про их стоическую неизменность, и про мужчин, приходящих к смерти в поисках счастья. И еще он про (скажу словами Николая Эрдмана): « в массу разжалованного человека » .Кирилл Серебренников, как когда-то Любимов, собирает единомышленников - и своих учеников, и представителей других театров, и музыкантов, и художников, и певцов. Он приглашает Антона Адасинского. Серебренников не наваливается всем телом своего таланта на чужие точки зрения, не подминает их под себя, а ищет свою точку зрения, работая с коллективом и в нем.
Серебренников блестящий коллажист, он - русский театральный Курт Швиттерс, который работает с разными слоями спектакля. Здесь и наложение, и смешивание, и прозрачность, когда одни тема, время, идея просвечивают через другие тему, время и идею. И не только темы - здесь и исторический карнавал с одеждами из разных времен и социальных слоев, и музыкальная смесь народных, эстрадных, классических и рОковых мелодий разных периодов. И здесь Серебренников, если не наследник Любимова, то прямой проводник термина, который Любимов привез из эмиграции и первым употребил в России -
« ассамбляж » .Слои в спектакле Серебренникова - продукты свободных ассоциаций на заданную тему, то есть, это то, что сюрреалисты называли автоматическим письмом. Он работает с импульсами, идущими из подсознания. Он - вопрощающий медиум, контактер, а спектакль «Кому на Руси жить хорошо» - сеанс ченнелинга и для актеров, и для зрителей. Ответы приходят в виде образов. Театр - как магическое средство очищения человека, возвращения его к состоянию невинности. То, что происходит на спектакле «Кому на Руси жить хорошо» - это искупление искусством.
Идея сочинить совместный спектакль с ярославским театром им. Федора Волкова возникла у Кирилла Серебренникова не случайно. Ярославская земля - родина Некрасова. А его нескончаемая поэма-плач, поэма-смех, поэма-вербатим "Кому на Руси жить хорошо?", казалось, попадает в самое сердце нынешних русских проблем. В сопровождении энтузиастов и "сталкеров" они шли сквозь заброшенные деревни и удивительную природу, мимо потрясающих музеев и распавшейся, давно ушедшей жизни.
Начали, конечно, с Карабихи, родины Некрасова, а потом двинулись вглубь губернии. "Малые города - Рыбинск, Пошехонье, Мышкин, некогда богатые села - Пречистое, Поречье, Кукобой - еще как-то еле-еле живут, а вот вокруг них пространство, заросшее лесом, бурьяном, борщевиком, где больше нет почти ничего", - рассказывал Серебренников.
Многим могло показаться, что спектакль двинется в сторону вербатима, документальных, опасных разговора с теми, кто ныне живет там и ищет ответ на вопрос некрасовских мужиков. Не по этой ли причине Ярославский театр в качестве партнера отпал, и Гоголь-центр в итоге сделал спектакль самостоятельно, выпустив премьеру на пике самых тревожных разговоров о своем будущем. Но оказалось, что никакого иного текста Серебренникову и его прекрасным актерам не понадобилось. Поэмы Некрасова с лихвой хватило на три часа сценических фантазий и приключений самого диковинного свойства, а из экспедиции в Карабиху актеры вывезли еще и материал "Запретных сказок" Афанасьева, поначалу планируя скомбинировать их с поэмой. Но эти сказки стали основой для еще одного спектакля, который станет частью дилогии про "русский мир".
Пристроиться заново к тексту, который со школьных времен казался скучной частью обязательной "программы", вернуть театру возможность вновь - через всю советскую и постсоветскую цензуру, какая бы она ни была - проговорить, разыграть сказовый, "почвеннический", некрасовский раек - уже дело немалое. Оказалось, что именно Серебренникову, всегда и только про Россию думавшему, уже расслышавшему ее через прилепинских "отморозков" и инфернальную механику "Мертвых душ", через "лесных" персонажей Островского и горьковских "мещан", через дьявольский бюрократизм стирания человека в тыняновском "Киже", - только ему и удалось взяться за этот диковинный "гуж" и открыть сцене новые поэтические миры. Вспаханный театром этот поразительный текст зазвучал яростными, пугающими, безнадежными и жизнетворными голосами реальной, не сочинённой жизни. Следуя не букве, но духу некрасовской поэмы, очень разной по своему поэтическому и содержательному строю, он разделил спектакль на три совершенно разные - в том числе и жанрово - части.
В первой - "Спор" - семь молодых актеров Гоголь-центра встречаются с некрасовскими мужиками, примериваются к ним из XXI века. Рассказчик - этакий московский умник, житель Садового кольца - с изумлением, повторяющим то, что сопутствовало ребятам в их ярославской экспедиции, открывает для себя их неведомый…и знакомый мир. Вот очкарик-диссидент со всех русских болотных площадей, вот уличный разбойник, вот мученик рабства, вот вояка. Мы узнаём их в их телогрейках и майках, в их джинсах и рванье, в их камуфляже зэков и охранников, вечно готовых пойти на "бой кровавый". Про царя говорят шепотом, про попа и вовсе - одними губами, про министра государева - со страхом… Здесь и актуализировать нечего - некрасовский мир нескончаемо воспроизводит себя на святой Руси, повторяя все те же слова и про царя, и про попа, и бесконечно впрягаясь в новое ярмо, новую лямку бурлаков.
Несколько историй удерживают это повествование на натянутом нерве, и среди них сильнейшие - "про холопа примерного, Якова верного", любившего свое рабство больше всего на свете, пока не воспылал ненавистью и не повесился ему в отместку; и - главная - последыши, про тех, кто ради больного барина продолжал разыгрывать крепостное рабство, точно оно не кончилось в 1864 году. Вот это самое состояние "русского мира" на границе между рабством и свободой, жизнью и смертью, унижением и восстанием, грехом и святостью - вослед за Некрасовым - и исследует Гоголь-центр.
Призвав на помощь Антона Адасинского с его экспрессивной, страстной хореографией, двух композиторов - Илью Демуцкого (автор балета "Герой нашего времени") и Дениса Хорова, нарядив актрис в невероятные "русские" сарафаны "от кутюр", вооружив их саксофонами и электрогитарами, фольк-джазовыми композициями и народными хорами, энергией языческого русского мелоса и рок-н-ролла, Серебренников превратил поэму Некрасова в настоящую бомбу. Когда во втором - хореографическом - акте "Пьяная ночь" телами мужиков будет "засеяна" огромная, открытая до кирпичной стены сцена Гоголь-центра, а колдовские девичьи голоса завоют над этим мертвым (пьяным) полем свои почти эротические смертные песни, покажется, что явился в современном театре тот самый трагический дух, которого давно не бывало.
В третьей части из хорового начала выделилась одна душа - женская - чтобы превратить народную трагедию в песню судьбы. Подливая "мужичкам" водочки Евгения Добровольская - Матрена Тимофеевна - возвращает в русский театр интонацию великих трагических актрис прошлого. Поначалу даже кажется, что этого не может быть, что ее разрывающая душу исповедь только играет в трагедию - вполне постмодернистки. Но уже через несколько минут нет сил противиться той боли, которой она отдается вся целиком, и возвышающейся над ней силе духа. Конечно, на смену этой долгой исповеди придет хоровой, рок-н-рольный финал, выстроит свои непростые отношения с "Русью" Некрасова, пропоет - без смущения, наотмаш и всерьез - его слова про "могучую и бессильную", и покажется, что рать, которая поднимается, похожа на Якова верного, самого себя убивающего в непознанной своей силе и слабости.
Народная трагедия и вечная загадка русской души - в эпическом спектакле Кирилла Серебренникова. Всем влюбленным в жанр «политическая сатира» смотреть обязательно.
«Кому на Руси жить хорошо?». Источник: Ira Polyarnaya.
Спектакль по некрасовской поэме «Гоголь-центр» готовил долго, ездил в экспедицию вместе с Ярославским театром им. Ф. Волкова, премьеру заявлял совместную - на май. В итоге первые показы случились только в сентябре, и без участия ярославских коллег. Успех, несмотря на развернутую в СМИ кампанию против Серебренникова и его театра, случился оглушительный. Публика устраивает сложному мультижанровому действу стоячие овации. И упрекать режиссера и его команду в антипатриотизме явно не собирается.
На сцене - трезвый и злой взгляд на русскую действительность, одинаковую из века в век. Ненависти в ней никакой нет. Есть горьковатый смех и здоровое упрямство - «родину не выбирают». В той, что досталась, - жить, работать и умирать. Демонстрируемая в течение четырех с лишним часов картина «жизни на Руси» - как один большой эстрадный номер. Жутковатый КВН.
В первой части (она носит название «Спор») перед зрителями - ток-шоу, вальяжный паренек из столицы берет в руки микрофон и, смерив циничным взглядом публику, выясняет, кому у нас все же жить хорошо. Публика - семеро мужичков, в сегодняшней версии в их число попали хипстер, интеллигент, алкоголик, вечный борец за правду и прочие узнаваемые персонажи. Один со страхом произносит - «министру», второй - шепотом - «попу», третий разворачивает плакат с надписью «царю». Ни один из некрасовских ответов специально актуализировать не приходится, - достаточно их просто воспроизвести со сцены, чтобы главный посыл спектакля - «мы никогда не умели, не умеем и, видимо, не будем уметь жить свободно» - стал совсем уж прозрачным.
«Кому на Руси жить хорошо?». Источник: Ira Polyarnaya/Гоголь-центр
Сценография тоже говорящая. Через всю сцену протянута газовая (а может быть, нефтяная) труба. На самый ее край накинут ковер, кое-где протянута колючая проволока. Вечный застенок, тюрьма, к которой уже попривыкли.
Одна из самых ярких сцен спектакля - «про холопа примерного, Якова верного». Раб не выдержал издевательств барина и повесился на его глазах, чтобы отомстить. Режиссерский прием обескураживающе прост - Серебренников показывает крупные планы: снятые на камеру лица действующих лиц. На одном написаны одновременно униженность и отчаянный протест, на другом - самодовольное хамство и трусость.
Вторая часть («Пьяная ночь») решена совершенно неожиданно - через танец. Хореография Антона Адасинского бьет под дых. Вся сцена «усеяна» раздетыми телами «мужиков», они бьются в конвульсиях, упрямо встают и снова падают как подкошенные. Весь цвет женской половины труппы в это время устраивает фантастическое модное дефиле. В громоздких русских сарафанах от кутюр они вышагивают по сцене и поют жутковатую песню «Смерти нет».
«Кому на Руси жить хорошо?».
9 февраля 2017, 20:57Выходя из зала Гоголь-центра, понимала, что увидела нечто размашистое и необъятное. Ровно эти же эпитеты можно было бы использовать по отношению к русской душе.
Для подготовки к постановке «Кому на Руси Жить Хорошо» Серебренников устроил со своими молодыми актёрами экспедицию по городам и весям, точнее по родным местам автора поэмы и её героев. Цель эксперимента - выдохнуть воздух столицы и вдохнуть воздух полей, лугов и деревень. А то ведь народного Некрасова умом московской молодёжи не понять. Не знаю в этом ли полевом исследовании дело или просто в таланте труппы Гоголь-Центра, но на мой вкус спектакль оживил классику.
Действо разбито на 3 отделения.
Завязкой первой части, что зовётся «Спором», служит знакомый любому сидевшему за школьной партой вопрос Кому живётся весело, вольготно на Руси? Отвечать на него будут мужики разношерстные, сидящие на стульях, одетые кто во что горазд. С микрофоном между ними будет ходить рассказчик, своим посылом и манерами больше напоминающий ведущего какого-то тренинга или даже анонимного кружка страждущих. И озвученные им строки обращены в зал:
В каком году - рассчитывай,
В какой земле - угадывай,
На столбовой дороженьке
Сошлись семь мужиков…
Зритель похихикивает. Зритель вспоминает школу, урок литературы про Николая Алексеевича Некрасова, урок истории про отмену крепостного права.
А на сцене у микрофона уже появляется вальяжная девица и заводит песню. Программка говорит, что это Рита Крон. К ней повернулись бы все судьи Голоса. Она будет украшением первой части спектакля.
На сцене будут забиячничать, куролесить, искать правду, откровенничать бедные мужики. Никита Кукушкин, Иван Фоминов, Семен Штейнберг, Евгений Сангаджиев, Михаил Тройник, Филипп Авдеев, Андрей и Тимофей Ребенковы любят свои роли, тонко улавливают простецкую сущность крестьянства и передают в зал энергию деревенской удали.
Режиссёрской находкой стала птица пеночка, говорящая у Некрасова человеческим голосом и обещающая мужикам большой выкуп за попавшего к ним в руки её птенчика. На сцене обходится без птиц. Они обыграны юнцом и его таинственной странницей-матерью, которую исполняет Евгения Добровольская . Это будет только затравка для зрителя. Актриса с головы до пят замотана в чёрное одеяние, глаза скрыты за чёрными очками. А всё равно ощутима актёрская мощь. Её гран выход будет ещё впереди, в третьей части.
У всего первого действия много нервных окончаний, но главный нерв - Никита Кукушкин
. То, что этот актёр - самородок и не от мира сего, я поняла ещё при просмотре (М)ученика
. 
Увидишь на улице, подумаешь, что этот парень побывал в исправительной колонии, а если увидишь его на сцене, то станет стыдно за такое суждение по внешности. 
Я бы сказала, что играет он как-то по-христиански, словно с оглядкой то ли на Евангелие, то ли на Достоевского.
И зал не может сдерживать аплодисменты, когда он заканчивает монолог к барину с сильнейшим рефреном Всё ваше, всё господское , в котором с одного края слышится опасное обвинение, а с другого - смирение и подчинение:
Всё ваше, всё господское -
Домишки наши ветхие,
И животишки хворые,
И сами - ваши мы!
Зерно, что в землю брошено,
И овощь огородная,
И волос на нечесаной
Мужицкой голове -
Все ваше, все господское!
И, наконец, музыка. Хочется сказать большое уважительное спасибо тем, кто работал над музыкальным оформлением спектакля. Это настолько качественно, что даже если завязать всем сидящим в зале глаза, в ушах распустятся цветы. Простите, но я не могу не перечислить эти имена:
Клавиши и вокал - Андрей Поляков
Ударные - Роман Шмаков
Труба - Дмитрий Высоцкий и Владимир Авилов
Бас-гитара, вокал - Дмитрий Жук
Блестящие вокалистки - Рита Крон (ещё и саксофонит) и Мария Селезнёва исполняли «А где мне взять такую песню», «Ой, завьюжила, запорошила», «Гляжу в озера синие», «Я-земля», «Расцвела под окошком белоснежная вишня».
Музыкальную композицию с импровизацией на “The House of the Rising Sun” (The Animals) составил аспирант Московской государственной консерватории им. П.И. Чайковского Денис Хоров.
Уходим в 1-й антракт. Для антуража можете сделать вид, что вы в буфете - идите на зов холодильника и сделайте себе бутерброд.
Звонок. Часть вторая - «Пьяная ночь». Длится она для зрителя мало, около 25 минут. Актёры не произносят ни слова. Мы будем наблюдать хореографию пьяных тел. За неё отвечал Антон Адасинский, известный в определённых кругах музыкант, основатель театра DEREVO, актёр (в 2011 за его Мефистофеля в «Фаусте» А.Сокурова он принимал овации на Венецианском кинофестивале). Но, оказывается, он ещё и хореограф. 
Когда наблюдала за происходящим, не могла не сравнить это с увиденной в 2013 в Большом спорной постановкой Весны Священной
. 
Хаос движения и полная свобода анатомической пластики. Пьяные мужики двигаются под акапельное пение 7 девушек. Тонко и очень красиво. Всё же это и музыкальное событие, а не только спектакль. 
Музыку к этому отделению написал Илья Демуцкий - композитор, дирижёр, исполнитель, руководитель вокального ансамбля Cyrilique.
Вторая часть талантлива как родственная ей краткость.
Зрителей из зала выпроваживают на 2-й и заключительный антракт, а мы же идём дальше за мужиками-странниками. В третьей части они устраивают «Пир на Весь Мир».
Скатерть перед ними накроет Матрёна (Евгения Добровольская). Правда, ещё до трапезы они обратятся к ней с мучающим их вопросом о счастье, так как «Не всё между мужчинами отыскивать счастливого, пощупаем-ка баб!» (пощупаем = спросим). В начале её ответного сказа мужики снимают Матрёну на камеру. Зритель, даже далеко сидящий, видит на экране сперва робкое и озадаченное лицо простой бабы.
Игра Добровольской ошпаривает. 
То, что Некрасов вложил в уста Матрёны, безусловно пронзительно и трагично само по себе. Но одно дело - читать про это горе на страницах поэмы, а другое дело - видеть Матрёну перед собой. 
Евгения Добровольская достоверно воплотила образ смиренной внешне, но изнутри испепелённой бедами деревенской бабы и проникновенно приоткрыла мужикам и зрителям запрятанные в глубину своей памяти горькие эпизоды своей жизни, самый болезненный и трагичный из которых - смерть младенца-сына Дёмушки, за которым не доглядел старый дед, пока Матрёна была на сенокосе, и его съели свиньи. Проклятие, которое она посылает своим обидчикам, рвётся глубже чем из глотки. 
Я думала, что слёзы брызнут из моих глаз, как из лейки, и передо мной сидящие подумают, что это дождь.
Мораль её исповедального монолога обращена к мужикам - не гоже задавать русской бабе вопрос о счастье:
А вы - за счастьем сунулись!
Обидно, молодцы!
Идите вы к чиновнику,
К вельможному боярину,
Идите вы к царю,
А женщин вы не трогайте, -
Вот бог! ни с чем проходите
До гробовой доски!
Беда Матрёны чёрная, но не всё так мрачно в третьем акте. Есть яркие и сказочно красивы костюмы, которые бабы
демонстрируют
будто на подиуме. Чем не Moscow Fashion Week?
Мы не всегда воспринимаем поэму как нечто грандиозное, но через постановку Серебренникова понимаешь, какое эпичное полотно соткал Некрасов. В школьном возрасте редко кто за стихотворным звонко-бодрым слогом Некрасова мог разглядеть масштабы прозы, а не поэзии.
Меня тронула бережность Кирилла Серебренникова не только к оригинальному тексту, но и к особой любви Некрасова к России:
Ты и убогая,
Ты и обильная,
Ты и забитая,
Ты и всесильная,
Матушка Русь!
Пока писала этот пост, поняла, что в скором времени обязательно пойду во второй раз. Со мной такое редко приключается, но здесь многое совпало. И ещё. Пока что спектакль выбился у меня в лидеры увиденного в Гоголь-Центре.
P.S. Выше рука не поднималась вспомнить об одной ложке дёгтя. Но любая хвала хороша, когда в неё добавляют щепотку критики. Мне не понравилось в самом начале 3-й части «хождение в народ» актёров с ведром водки и хлебом. Они предлагали стопочку тому, кто назвал бы причину своего счастья. Ну, это лишнее, ребята. Вы обойдётесь без этих цирковых приёмов.
Хорошо в Гоголь-Центре зрителям, интеллигентным людям и просто сочувствующим. Посетить это живое театральное пространство может любой неравнодушный к культуре гражданин. Билет на спектакль нужен лишь для прохода в театральный зал, который всегда полон. В центре, созданным талантливым Кириллом Серебренниковым, можно в любой день:
Со вкусом посидеть в кафе, с интересом послушать лекции (перед каждым спектаклем рассказывают об эпохе, драматурге, создают необходимый настрой),
С любопытством побродить и пофотографироваться между инсталляциями,
С любознательностью получить доступ к театральной медиатеке (нужен только паспорт).
А еще, в центре работает "Гоголь-кино" с рассказом и показом отборных премьер и "Гоголь +" - где можно "живьем" побеседовать с актерами, драматургами и режиссерами.
В общем, публику сюда заманивать не приходится, она у Гоголь- центра - особенная, чем-то сродни той, которая в застойные семидесятые была верна Театру на Таганке не только за бесспорную талантливость, но и за его революционность, непохожесть, строптивость.
Спектакль "КОМУ НА РУСИ ЖИТЬ ХОРОШО" - эпопея по силе замысла, по тексту, по духу и по исполнению. Идет четыре часа с двумя антрактами.
Три части, три действия – "Спор", "Пьяная ночь", "Пир на весь мир" - такие разные, словно за вечер вам показывают три спектакля вместо одного. Нужно только настроиться на восприятие сложного многомерного действа. И понятно, почему Кирилла Серебренникова приглашали знаменитые оперные театры. Вторая часть "Пьяная ночь" - чистая опера, сделанная современно, мастерски, увлекательно, сложно. Хочется отметить высочайший уровень вокала актрис Гоголь-центра - Риты Крон, Марии Селезневой, Ирины Брагиной, Екатерины Стеблиной и других.
Полноводная многомерная история завораживает, увлекает, время пролетает почти незаметно. Правда, несколько человек в первом антракте покинули театр, но на качестве и количестве публики это не отразилось.
Я не отношу себя к поклонникам творчества Кирилла Серебренникова, хотя всем сердцем переживаю за его дальнейшую судьбу - как человека, так и свободного творца. Но в данном спектакле, идущим на сцене Гоголь-центра вот уже третий год являющимся неординарным культурным событием, я приняла все. Меня восхитила работа сплоченной дружной профессиональной команды театра. Пластическое решение (Антон Адасинский), вокал и музыкальное оформление (композиторы Илья Демуцкий и Денис Хоров), выразительные костюмы (Полина Гречко, Кирилл Серебренников). Но главное, конечно, режиссерская идея. Мы все когда-то в школе Некрасова проходили без всякого удовольствия, мельком, полагая, что эта поэма - о временах далеких и чуждых, не про нас. А вот наступили времена, когда коснулось всех и еще коснется каждого. На вопрос о том, "кому живется весело вольготно на Руси" сегодня следуют такие неутешительные ответы, что даже у оптимистов глаз тухнет.
Текст Некрасова, переведенный Кириллом Серебренниковым в сегодняшний день, вызывает оторопь. Знаковый трубопровод, проложенный режиссером-сценографом через всю сцену-страну, цепляет все нищее население (бабы в ситцевых халатах да мужики в майках-алкоголичках). Все силы, средства и годы - этой трубе. Оставшееся время заполняют старые телевизоры да водка с мордобоем. В глубине за трубой просматривается стена с пущенной поверху колючей проволокой...куда деваться? - пророчески размышляет художник. И собираются в путь семь мужиков, мучимых вопросами, которые не в силах выразить, решая выспросить у народа: "Кому живется счастливо, вольготно на Руси?".
Как идут они по родной земле, как маются - надо видеть, попутно не забывая читать и перечитывать надписи на многочисленных майках, и слушать сердцем, и думать...думать...
А как отвлекает от вопросов и услаждает слух народная певица в стиле Зыкиной-Воронец - прекрасная Рита Крон.
Многокрасочный спектакль подобен России, местами страшной, грубой, неказистой, но прекрасной, доброй, необъятной...
В постановке много сюрпризов. Например, в третьей части спектакля подуставших зрителей Некрасовские "мужики", бродя по залу, подбадривают стопочкой, потчуя водочкой из ведра тех, кто ответит на вопрос, почему он счастлив. Примитивные ответы типа: "Счастлив потому, что очень нравится спектакль...", - никак не поощряются.
Центральной фигурой финала является монолог "счастливой" бабы. Матрена (Евгения Добровольская) рассказывает о своей русской женской доле так, что никнет все мужское население. Смирение в ответ на унижение - единственное, чем веками держится Русь, бредущая через восстания и революции, застои и перестройки, феодализм, социализм, капитализм...
Что ждет тебя, что хочешь ты, Русь?
Не дает ответа...
Фото Иры Полярной
ГогольЦентр, спектакль "Кому на Руси жить хорошо", режиссер Кирилл Серебренников
