Разводы

Чевенгур анализ произведения. Платонов А

25 октября (7 ноября по новому стилю) 1917-го года произошло одно из самых значительных событий в отечественной и мировой истории — Октябрьская Революция.

Сегодня информация о ней для многих превратилась в кашу: официальная советская историография, старавшаяся всё представить исключительно в героических тонах, столкнулась с либеральной антибольшевистской пропагандой современности, создавая в фантазии граждан десятки самых уродливых штампов, не имевших отношения к действительности.

Во многом из-за этого постепенно стирается память о том, что Революция породила феноменальный по своему размаху взрыв социального творчества. Сотни людей из самых разнообразных слоёв массово хлынули создавать новое — произведения искусства в том числе. Что в свою очередь приводит к своим локальным революциям в кино, живописи, музыке, архитектуре, театре и, конечно же, литературе.

Автор этих строк не скроет, что советская литература 20-х годов ХХ века лично для его души ближе всего. Шолохов, Леонов, Бабель, Фадеев, Платонов и другие — всё это имена, принципиально отличающиеся от большинства предшественников из прежних эпох. Они обладают истинно революционной свежестью. Потому я и берусь начать свою деятельность на ресурсе Hobbibook с этого периода российской литературы. Рад представить – А.П. Платонов, «Чевенгур».

Любое произведение желательно рассматривать неотрывно от судьбы его автора, чтобы обнаружить истоки и мотивы написания, лучше понять поднимаемые вопросы. «Чевенгур» не исключение.

Краткая биография Платонова А.П.

Как и в случае со многими другими литераторами, Андрей Платонович Климентов взял себе творческий псевдоним и стал Андреем Платоновым. Далее я буду называть его именно так.

Писатель родился на пороге ХХ века, в 1899-м году. Он происходил из вполне пролетарской семьи — его отец работал железнодорожником, мать была дочерью часовщика. Юность Андрей провёл в работе: трудился и простым подёнщиком, и помощником машиниста, и литейщиком, и ремесленным мастером. Судя по всему, молодой человек планировал продолжить свою жизнь в качестве технического специалиста — он поступил в железнодорожное училище города Воронежа, однако Революция и последующая Гражданская война радикально изменили планы.

Платонов Андрей Платонович

Во время войны Андрей Платонович некоторое время работает фронтовым корреспондентом. Вероятно, именно этот опыт привёл Платонова к первым литературным экспериментам.

На протяжении 20-х годов Андрей Платонов совмещает основную инженерную специальность с активным литературным трудом. В обеих сферах этот человек очень продуктивен. В литературе ещё и чрезвычайно смел. Он пишет повести «Епифанские шлюзы», «Сокровенный человек», «Ямская слобода», рассказы «Государственный житель», «Усомнившийся Макар» и т.д.

Самым же главным произведением 20-х годов у Платонова становится «Чевенгур» — единственный законченный роман в его творчестве. О нём нам и предстоит поговорить теперь подробно. К продолжению биографии Платонова мы ещё вернёмся.

Краткое содержание «Чевенгура»

Прежде, чем перейти непосредственно к сюжету романа, я хотел бы выразить свое опасение, относящееся к современной практике изучения литературы — краткие пересказы не должны поглощать, уничтожать само произведение в нашем восприятии.

Если прочитано лишь краткое содержание «Чевенгура», это совсем не значит, что прочитан сам «Чевенгур».

роман Чевенгур

В лучшем случае, проясняется сюжет (и то, в случае с Платоновым это вряд ли окажется сколь-нибудь полезным). Литературу, как и любое другое искусство, нужно эмоционально прожить, прочувствовать, пройти мысленный путь вместе с её автором — только тогда возможно приблизиться к пониманию отдельно взятого произведения.

Самому мне столь простая истина открылась достаточно поздно, о чём жалею.

Что ж, я должен был обозначить свою позицию и теперь с чистой совестью обращаюсь к сюжету.

История «Чевенгура» берёт своё начало в дореволюционные годы, в российской глубинке.

Главный герой романа, Саша Дванов — сын деревенского рыбака, по чудачеству своему решившего утопиться из любопытства («он видел смерть как другую губернию, которая расположена под небом, будто на дне прохладной воды, — и она его влекла» ). Сиротское детство парня проходит в приёмной семье, и каждый день ему открывается голод и нищета русского крестьянства царских времён.

Параллельно развивается линия деревенского мастера-самоучки Захара Павловича, восхищающегося любой машиной. Мастер в дальнейшем принимает Дванова к себе, когда тот стал юношей. Вместе они работают в железнодорожном депо, ухаживая за локомотивами (явно автобиографический момент из истории жизни самого Платонова). Оба этих человека близки необычной для местных обитателей пытливостью ума, попыткой понять окружающий мир, разобраться в его механике, хотя это в них сочетается с обывательской наивностью.

Вскорости где-то вдали от этих мест происходит Революция. Сначала одна (Февральская), потом другая (Октябрьская). Кругом суматоха, а Саша и Захар Павлович теперь уже стараются разгадать, кто и как станет управлять страной. Захар Павлович предлагает Дванову «для пробы» податься к большевикам.

Это предопределило выбор Сашей стороны во время начавшейся Гражданской Войны. Его зачислили в ряды РККА*.

Для справки

*РККА – Рабоче-Крестьянская Красная Армия, вооруженные силы Советской России.

Впрочем, Платонов «Чевенгур» явно пишет не для изображения масштабных баталий и братоубийственного кровопролития. Вообще, как таковая политика, идеологические позиции сторон, исторические личности автора не интересуют. Потому сама война присутствует в романе только небольшими фрагментами, призванными скорее показать Саше Дванову других людей, поставить героя в непривычные для него ситуации.

В послевоенное время Дванов возвращается в деревню к Захару Павловичу, начинает мирную жизнь. Но не тут-то было. Местный исполком отправляет Сашу изучить по округе настроения масс, и узнать, может «социализм где-нибудь нечаянно получился».

Вероятно все предшествующие события и были придуманы автором для того, чтобы отправить Дванова в такое странное путешествие, наподобие Одиссеи, в котором ему суждено встретиться со странным красноармейцем Степаном Копенкиным, другим ключевым персонажем романа.

С этого момента начинается наиболее любопытная часть романа. Словно герои средневековой легенды, Дванов и Копенкин странствуют по советской земле в поисках социализма. И вместе они окажутся в таинственном поселении Чевенгур, в котором, будто бы действительно создаётся настоящий коммунизм...

«Чевенгур» — анализ произведения

Никаких особенных подробностей течения сюжета мною не раскрыто. Разумеется, неслучайно. Одна из причин уже была названа в начале предыдущего раздела, однако мотив ещё и в том, что я хотел бы отдельно заострить внимание на многих интереснейших элементах того литературного явления, которое назвал Платонов «Чевенгур».

Важно отметить, что любая хорошая книга характеризуется не только сюжетом. Такого же, если не большего упоминания заслуживает манера писателя излагать мысли, художественные приёмы, ансамбль персонажей, жанр романа, в конце концов. О них я предлагаю поговорить сейчас.

Язык

Любая мало-мальски развёрнутая статья про А.П. Платонова так или иначе обращается к уникальному языку изложения, использовавшемуся литератором. Кто-то называет его первобытным и нескладным, кто-то отмечает обилие намеренных ошибок в построении предложения. Я бы лично сказал, что язык Платонова мистический.

«Копенкин наблюдал, как волновалась темнота за окном. Иногда сквозь неё пробегал бледный вянущий свет, пахнущий сыростью и скукой нового нелюдимого дня. Быть может, наставало утро, а может, это — мёртвый блуждающий луч луны» .

«С вокзала шел по полю оркестр и играл печальную музыку – оказывается, несли остывшее тело погибшего Нехворайко, которого вместе с отрядом глухо уничтожили зажиточные слобожане в огромном селе Песках. Дванову жалко стало Нехворайко, потому что над ним плакали не мать и отец, а одна музыка, и люди шли вслед без чувства на лице, сами готовые неизбежно умереть в обиходе революции».

« – Река течёт, ветер дует, рыба плывёт, — протяжно и спокойно начал Луй, — а ты сидишь и ржавеешь от горя! Ты двинься куда-нибудь, в тебя ветер надышит думу — и ты узнаешь что-нибудь».

«– Чего ты бурчишь? – спросил Захар Павлович.
– Я про семейство говорю: у моей бабы на пуд живого мяса – пять пудов мелкобуржуазной идеологии. Вот контровес какой висит!»

Некоторых читателей подобная манера диалогов откровенно раздражает — кажется им излишне простолюдной, грязной. Полагаю, это от непривычки, потому что определённо герои Платонова (как и герои Шолохова, Бабеля или любого иного писателя первого десятилетия Страны Советов) разговаривают совсем не так, как герои Достоевского, Толстого или Чехова. Поэтому, в таких случаях, пожалуй, стоит немного изменить угол зрения. Посмотреть на слова, как на выражение народного духа, соли земли, если угодно. Ведь персонажи советских писателей зачастую «академиев не кончали».

Персонажи

Лично для меня самый интересный элемент романа «Чевенгур» — это характеры. Каждый из них представляет чуть ли не целую вселенную. И в большинстве своем все они большие идеалисты. Платонов рисует мир суровых и грубых мужчин, которые простодушно и эмпирически изо всех сил пытаются построить новый мир, мир всеобщего счастья для трудового народа. И здесь, конечно, нужно остановиться на нескольких наиболее заметных.

Саша Дванов — во многом списанный автором с самого себя молодой человек. Он разбирается в технике, в нём живёт желание преобразовать мир вокруг себя во что-то более прекрасное. При этом Дванов склонен к рефлексии и унынию. Быть может, эта черта передалась ему по наследству от утопившегося отца, и душа родителя каким-то эхом всегда сопровождает парня по жизни. Его лучшим другом становится Копенкин.

Степан Копенкин — по моему субъективному мнению наиболее фантасмагорический герой «Чевенгура». Какое-то эхо рыцарских романов: он странствует на своём верном коне по прозвищу Пролетарская сила, несущем Копенкина туда, где он больше всего нужен; он влюблён в уже погибшую Розу Люксембург*, чей портрет он с собой всегда возит и чью могилу ищет повсюду. Даже само имя Розы для него синоним Революции. В характере Степана удивительным образом сливается суровый гнев по отношению к любому врагу коммунизма и мягкосердечная доверчивость. Некоторые специалисты называют образ Копенкина с пролетарским Дон Кихотом, и небезосновательно.

Для справки

*Роза Люксембург – немецкая революционерка, представительница марксизма. Убита в результате подавления выступления берлинских рабочих в 1919-м году.

Захар Павлович — мастер, встретивший Революцию уже сильно пожилым человеком. Он всю жизнь изучает разнообразные механизмы, и весь мир, включая каждого человека в нём, выглядит для мастера лишь сложным техническим устройством, в котором наверняка можно разобраться. Не зря длительное время он работает с поездами. Перед техникой Захар Павлович испытывает почти религиозное благоговение. Правда, жизнь с Сашей Двановым во многом меняет взгляды старика. Он относится к Дванову, как к любимому сыну.

Чепурный — главный «строитель коммунизма» в селе Чевенгуре. Этот человек беззаветно предан революционным идеалам, при этом, на самом деле ничего не знает о коммунизме, как политическом или общественном явлении. Для него коммунизм явление эмпирическое, чувственное, и тоже воспринимается, как абсолютное счастье для всех. Кроме, конечно, буржуазного класса. Он понимает жизнь по крайне упрощённой логике: надо уничтожить буржуев, и на земле установится коммунизм, потому что больше нечему будет установиться. В некотором смысле Чепурный больше похож на искреннего религиозного сектанта, чем на большевика.

В тексте Платонова нам встретится и огромная россыпь ярчайших второстепенных персонажей. Например, Пашинцев, носящий вместо одежды рыцарские латы и пугающий всех обезвреженными гранатами. Или уполномоченный волостного ревкома Игнатий Мошонков, взявший себе имя Фёдора Достоевского, чтобы делать теперь «что-нибудь выдающееся». Наконец, есть даже сельский блаженный с незамысловатым прозвищем Бог, который сознательно решил питаться только землёй и не умирал при этом.

Любой, кто откроет книжку с начертанными на ней словами «Платонов. «Чевенгур», сразу окунётся в причудливую вселенную удивительных людей.

Жанр

Жанровая принадлежность романа вызывает в литературоведческих кругах ожесточённые споры. Кто-то видит в нём утопию, кто-то антиутопию, кто-то идеологический роман, кто-то философское произведение или даже народную эпопею. Думаю, что у каждого из интерпретаторов есть основания считать себя правым. Я не исключаю, что сам Андрей Платонов писал «Чевенгур» вне категорий жанра — это было что-то вроде полёта его чувства, фантазии, как бы пафосно это не звучало. Впрочем, если бы меня спросили, как бы я в целом охарактеризовал «Чевенгур», я бы ответил, что это эпическое произведение. В нём есть истинный градус эмоции, чувство трагического и глобального. Хоть я и не специалист, конечно.

И снова о творческом пути...

«Чевенгур», возможно, выразил сумму размышлений Андрея Платонова о Революции и коммунизме за долгие годы, и это однозначно возвышенное произведение.

Но пройдёт совсем немного времени, и наступит сталинская эпоха со всеми вытекающими из неё последствиями: резкой сменой курса, ужесточением контроля, всеобъемлющей цензурой и т.д. Писатель тут же реагирует на изменение ситуации и пишет самое известное своё произведение. Повесть «Котлован». Она тоже использует элементы фантастического, но уже лишена «чевенгурского» полёта, безжалостно предъявляя читателю полный мрак и тщетность усилий по построению нового прекрасного мира. Однажды товарищ Сталин скажет про Платонова: «Талантливый писатель, но сволочь».

И в писательской карьере героя нашей статьи начинается сплошная чёрная полоса. Ему почти не дают печататься, а если всё же издают, то критика всегда уничижительная. Репрессиям подвергается сын Платон. Даже в годы Великой Отечественной Войны, когда автор вновь служит военным корреспондентом, его статьи не находят понимания.

В конце жизни Андрей Платонов занимался лишь редакторской деятельностью. Умер в 1951-м году от туберкулёза. Он заразился им, когда ухаживал за умирающим сыном — тот вернулся больным из тюремного заключения.

Жизнь приготовила Андрею Платонову чрезвычайно горькую судьбу. Неповторимый по своему творческому методу и стилистике, долгое время даже при СССР он оставался писателем почти неизвестным. Снова его творчество для нас открыла только Перестройка. Но сегодня, вместе со всем советским, в какой-то степени происходит новое отрицание и Платонова. Правильно ли это?

К тому же, неважно, были ли большевики такими монстрами, как стремится нам доказать либеральная интеллигенция, или нет – они поспособствовали тому, что люди из самых разных социальных слоёв, представители различных профессий могли массово начать заниматься творчеством. Разве сегодняшняя эпоха может этим похвастаться?

По обе стороны утопии. Контексты творчества А.Платонова Гюнтер Ханс

1. Вопросы жанра и типологии утопии в романе «Чевенгур»

При сравнении романа «Чевенгур» с такими известными антиутопиями, как «Мы» Замятина или «1984» Оруэлла, бросается в глаза гораздо более сложная жанровая структура платоновского произведения. В «Чевенгуре» нет однозначно отрицательного изображения утопической мысли, характерного для Оруэлла и Замятина, у которых «прекрасный мир» разоблачается изнутри, «через чувства его единичного обитателя, претерпевающего на себе его законы и поставленного перед нами в качестве ближнего».

Платоновский роман - не просто инверсия утопической интенции: здесь возникает новый и, можно сказать, уникальный по своей сложности в литературе XX века жанр, основные черты которого требуют особой экспликации. Один из его признаков - процессуальность сюжета, характерная как для романа «Чевенгур», так и для повестей «Котлован» и «Ювенильное море». В этом отношении предшественником Платонова можно считать Г. Уэллса, автора романа «Машина времени» (1895), утверждавшего, что утопия модерна должна быть не статической, а кинетической. Как показывают рассказы и повести Платонова первой половины 1920-х годов, у него подобная динамизация изначально носила черты научной фантастики, но потом центр тяжести перемещается на социальные и исторические процессы. Об этом свидетельствуют в особенности роман «Чевенгур» и повесть «Котлован». В отличие от классических антиутопий, в которых идеальная стадия развития общества уже существует в готовом виде, утопическая структура в платоновских произведениях находится в становлении - и одновременно в распаде. Возникает впечатление, что Платонов все время пишет «неудавшиеся» утопии. Все его персонажи стремятся к лучшему миру, но контуры идеального будущего не успевают четко определиться.

Отражая определенные стадии советской истории, утопический жанр у Платонова вбирает в себя структурные признаки распространенного в Советской России жанра «строительного романа». Сюжетные схемы у Платонова подтверждаются огромным материалом документального характера - из газет, партийных документов и т. д. Таким образом, у Платонова каркас жанра утопии постоянно адаптируется к новым ситуациям.

В основе многих утопических текстов Платонова лежит своеобразная концепция циклических исторических «волн». В статье «Будущий Октябрь» (1920) писатель утверждает, что «коммунизм есть только волна в океане вечности истории». Роман «Чевенгур» является наглядной иллюстрацией этого представления, согласно которому эпизодически рождаются утопические «взрывы», направленные на достижение конца времен, на окончательное избавление от вечного возвращения. Чевенгурцы стремятся именно к тому, чтобы «положить конец движению несчастья в жизни». Но «вечер истории», наступивший в Чевенгуре, свидетельствует о том, что надежды на преодоление времени были обмануты. Чевенгур возвращается в порочный круг истории, однако тоска по лучшему миру не угасает совсем, она лишь уходит с поверхности в глубину - подобно тому, как Саша Дванов в финале романа сходит в озеро «в поисках той дороги, по которой когда-то прошел отец». С этой точки зрения погружение Дванова в воду озера Мутево, в котором утонул его отец в поисках правды, можно интерпретировать одновременно как смерть и как возрождение. Утопическая «волна» временно убывает, а в глубине «океана истории» готовится новый подъем. Подобный же смысл заключен в записке Платонова о другом произведении: «Мертвецы в котловане - это семя будущего в отверстии земли».

Произведения Платонова отличаются своеобразным эффектом противоречивых движений внутри сюжетной структуры. С одной стороны, работает присущий утопическому жанру механизм прогресса, достижения все новых технических и социальных успехов, приближения к идеальной цели. С другой стороны, в ходе фактической реализации строительных задач эта восходящая линия постоянно подрывается. В результате получается типичная для Платонова диалектика противодействующих тенденций. Чем дальше развивается действие и чем больше достижений, тем ярче выступает нисходящая линия. В «Чевенгуре» все условия для коммунизма как будто выполнены - и в то же время реализуется противоположное задуманному. В «Котловане» хотят построить большой дом - а получается яма-гроб. В «Записной книжке» за 1930 год Платонов пишет: «Строя дома, человек расстраивает себя, убывает человек. С построением человек разрушен». В «Ювенильном море» растущей грандиозности планов соответствует прогрессирующий развал сельского хозяйства. Проза Платонова двигается по обе стороны от утопии - на грани между надеждой и разочарованием, конструкцией и распадом, порядком и хаосом. При наличии лишь однозначно отрицательной тенденции развития сюжета произведения не отличались бы характерной именно для Платонова парадоксальной смесью сатиры и трагичности.

Стоит упомянуть еще об одном свойстве платоновской утопии - ее авторефлективности. В большинстве его произведений присутствует философствующий «искатель истины», который близок смысловой позиции автора и непрерывно комментирует и оценивает ход событий. С этим связан и типичный для Платонова хронотоп путешествия, обладающий долгой традицией в утопическом жанре. У Платонова путешествие принимает форму странничества, которая допускает свободное движение размышляющего героя в поисках правды. Стремление этого героя направлено на переустройство мира, но в то же самое время он укоренен в своеобразной «онтологической» структуре, основанной на народных мифологических представлениях о жизни человека, природе и космосе. Изучению этого слоя платоновского мира посвящено немало работ. На наш взгляд, он выполняет чрезвычайно важную функцию корректива и мерки по отношению к утопической интенции и социальному действию. Если вектор утопии устремлен вперед, в будущее, то природно-космический слой отсылает к вечному устройству мира. Будущее должно оправдаться перед прошлым, перед памятью, перед устойчивым существом мира. Если утопический взрыв нарушает основные законы существования, это значит, что он не удался. Темой многих произведений Платонова является испытание утопии в свете космических ценностей.

Центральный размышляющий герой Платонова тесно связан с базовыми представлениями о мире, но в то же самое время он исполнен жажды технической и социальной революции и старается примирить эти два начала. Он странствует по советской земле, и его голос постоянно накладывается на голоса других персонажей. Таким образом, рефлексия по поводу происходящего у Платонова оказывается важнее самого действия. Замедляется темп развертывания сюжета, всегда развивающегося в форме чередования отдельных сцен. Нет эпизода, в котором не было бы напряженного обсуждения действия с разных позиций. С этой точки зрения мы можем назвать роман метаутопией - утопия и антиутопия в нем вступают в не находящий завершения диалог.

Платоновская утопия не только находится на пересечении разных литературных жанров, но и совмещает в себе различные виды утопического мышления. По общим пространственно-структурным признакам можно различить два элементарных утопических хронотопа - «город» и «сад». Общий признак всех утопий - их пространственная или временная отдаленность и выраженная маркировка границ, поэтому местом действия нередко выбирается отдаленный остров. «Город Солнца» Кампанеллы и «Единое Государство» Замятина отделены от окружающего мира стеной, а название райского сада (по-гречески??????????, по-латински paradisus) ведет свою родословную от древнеиранского слова, которое означает место, огороженное со всех сторон.

Контуры идеального города могут образовать квадрат - таков, например, Новый Иерусалим в Апокалипсисе или «почти квадратный» город Амарот Томаса Мора - либо быть округлыми (таков заложенный концентрическими кругами Город Солнца). Симметрия геометрических форм символизирует непревзойденную гармонию и совершенство, не поддающиеся улучшению. Во всех утопических конструкциях наблюдается совпадение эстетических и функциональных аспектов. Подобное явление характерно, например, для утопического топоса машины, которая в эпоху модерна нередко выполняет функцию модели человека и общества. Здесь прекрасное и полезное образуют нерасторжимое гармоничное единство. Блеск машины практически идеально воплощает соблазн, исходящий от всех утопических конструкций.

Пространство сада существенно отличается от урбанистических утопий, ориентированных на модель архаичного города. Как показывает ветхозаветное представление о рае или античная идея Золотого века, пространство сада не обладает радиальной и функционально-геометрической формой. Сад основан на идеале окультуренной природы. Из этого проистекает своеобразная привлекательность «сада», суггестивно описанная Достоевским в сне Версилова о картине Клода Лоррена «Асис и Галатея», которой он придумал название «Золотой век». Если в центре внимания в образе города находятся общественно-государственный и технико-цивилизаторский аспекты жизни, то в варианте сада воплощается идеал архаичной близости человека к природе, непринужденной семейной жизни. В первом случае мы имеем дело с рационально освоенным, спланированным пространством, во втором - с изначальной гармонией между людьми и природой. Развитие городского типа ведет впоследствии к рационалистическим социальным и техническим утопиям, в то время как вариант райского сада, отражающий древние мифологические представления, лежит в основе пасторального и идиллического жанров.

Город и сад как базовые утопические хронотопы в своей первоначальной форме чисто описательны и бессюжетны. В них представлены не события, а повседневные ритуализированные действия. Событийность ведет, как правило, к разрушению утопической гармонии, о чем свидетельствует жанр антиутопии. Наряду с пространственными утопиями, которым присуща циклическая временная структура или ахрония, т. е. отсутствие времени, существуют и временные утопии. Их главный признак - стадиальность, расчленение истории на необходимую последовательность фаз. Временные утопии зачастую включают в себя один из упомянутых пространственных хронотопов. В конце движения время «остывает», останавливается, и возникает вневременная структура, которая приводит к окончанию стадиальных «скачков». Эта модель, ориентированная на конец времени, существует в двух вариантах, поскольку она может носить как «прогрессистский», так и апокалиптический характер. Кроме этого, встречается и деградативный тип временной утопии, для которого Бахтин употребляет понятие исторической инверсии. Подобный тип утопии исходит из идеального первобытного состояния, после которого наступают разные стадии ухудшения: за Золотым веком следует серебряный, медный и, наконец, бронзовый век.

Распространенный вариант временной утопии - хилиазм (или милленаризм), т. е. религиозно обоснованная мечта о тысячелетнем царстве. Милленаризм возник в Средние века как секуляризация апокалиптики Нового Завета, предполагающей катастрофическую гибель старого мира и наступление Царства Божия. Парадигматическое значение здесь отводится учению Иоахима Флорского, различавшего три эпохи истории - эпохи Отца, Сына и Святого Духа. Пророчества Иоахима Флорского (согласно которым рождение Антихриста и наступление новой эры должны были состояться в 1260 году) не только способствовали возникновению самых разных еретических направлений позднего Средневековья, но также сыграли большую роль в процессе «овременения» утопии вообще. Социальные утопии индустриального периода XVIII–XIX веков, включая и марксизм, в целом следуют триадной модели.

Но каким образом и до какой степени Платонов мог располагать подробными сведениями об истории еретиков на Западе? Исходя из несомненной близости писателя к идеям пролетарской культуры, можно предположить, что он был знаком с книгой А. Луначарского «Религия и социализм», которая открывала ему доступ к истории и идеологии раннехристианского и средневекового хилиазма. Особое значение имеют третья и четвертая главы второго тома. Описывая чаяния первых христиан, Луначарский объясняет ожидание конца света и грядущий потребительский коммунизм как последствия социального угнетения. Апологию бедности и критику богатства он находит прежде всего в Евангелии от Луки. Еще интереснее в нашей связи размышления о христианском социализме Средних веков. Рассматривая отличающееся созерцательностью и монашеским аскетизмом учение Иоахима Флорского о будущем Царстве духа, Луначарский представляет дальнейшее развитие этих идей в Вечном Евангелии Жерара ди Борго-Сан-Домино, а также у Дольчино, Томаса Мюнцера и многих других. В книге Луначарского Платонов мог найти немало примеров сопряжения апокалиптической риторики с революционным гневом пролетариата. Вспомним, например, устрашающий образ бога Саваофа в чевенгурской церкви. Луначарский различает два лика христианского Бога - карающего и мстящего Бога Ветхого Завета, чьи страшные черты возрождаются в Христе Страшного суда, и кроткого, всепрощающего Христа Нового Завета.

Но еще важнее для Платонова мог быть другой источник, на который и Луначарский нередко ссылается в своей книге. Это работа немецкого социалиста К. Каутского «Предшественники новейшего социализма», многократно издававшаяся в русском переводе. В первой части книги «От Платона до анабаптистов» Каутский подробно излагает историю европейского мессианизма от раннехристианского коммунизма до чешских таборитов, анабаптистов и Реформации в Германии. В предисловии к русскому изданию книги указывается на связь между хилиазмом европейского Средневековья и русским сектантством. Каутский пишет: «То, что для нас в Западной Европе представляет собою только исторический интерес, - то в России является средством для уразумения известной доли настоящего. С другой стороны, в России вся жизнь, все настоящее дает ключ к совершенно иному пониманию христианских оппозиционных сект прошедшего». И у Луначарского мы находим мысль о том, что «России предстоит революция скорее в одежде религиозной, чем откровенно-экономической, ибо по количеству своему крестьянство сыграет-де в ней главную роль и наложит на нее свою печать».

Тезисы Каутского об аналогии между средневековым западноевропейским хилиазмом и духом русского сектантства, а также о положении России на этапе перехода от крестьянско-сектантского протеста к социальной революции должны были представлять большой интерес для Платонова. Так, в «Чевенгуре» обнаруживается своеобразное наслоение и переплетение трех тематических слоев - русского сектантства, средневекового хилиазма и большевистской революции. Между этими слоями существует «не только сходство, а прямое, хотя и скрытое преемство». Нам представляется, что в романе можно найти даже прямой намек на аналогию между большевизмом и его историческими предшественниками: «Откуда вы? - думал надзиратель про большевиков. - Вы, наверное, когда-то уже были, ничего не происходит без подобия чему-нибудь, без воровства существовавшего».

Как в жанровом аспекте, так и по отношению к типологии утопической мысли роман «Чевенгур» оказывается сложной конструкцией, состоящей из разных идейных пластов. Бросается в глаза его близость к образцу хилиастических направлений позднего европейского Средневековья. На это указывал В. Варшавский, для которого роман Платонова представляет собой «безумную, страшную и жалкую эсхатологическую драму». Протагонисты романа, проникнутые апокалиптическим духом, веруют в космический характер революции и в необходимость уничтожения «Божьим народом» богатых ради грядущего Царства Божия. Варшавский называет Чевенгур русским Мюнстером по аналогии с вестфальским городом, в котором анабаптисты в 1534–1535 годах воздвигли свой Новый Сион.

Между Чевенгуром и мюнстерскими событиями времен господства анабаптистов много общего. Как в Мюнстере после провозглашения Нового Сиона безбожники были изгнаны, а их имущество отнято, так и в Чевенгуре после ликвидации буржуазии пролетариат и прочие занимают опустевшие дома и съедают продовольственные запасы. В Мюнстере сжигают все книги, кроме Библии, и доверяют лишь авторитету религиозных вождей - в Чевенгуре слушаются представителей революционного авангарда, ссылающихся на сочинения Карла Маркса. В Мюнстере вводится своего рода полигамия, поскольку неимущие женщины выбирают себе покровителей - в город Чевенгур приводят нищих женщин, несмотря на сектантский аскетизм. В конце концов Мюнстер пал под натиском епископских ландскнехтов - и, подобно ему, Чевенгур терпит поражение от нападающих на город войск.

В романе Платонова мы находим также и многочисленные параллели с историей богемских таборитов XV века. Однако бросается в глаза примечательная инверсия в ходе исторических событий. В то время как у таборитов после отсутствия ожидаемого второго пришествия Христа в 1419–1420 годах мирный адвентизм резко сменяется революционным хилиазмом, в романе Платонова действие развивается как раз наоборот: после ликвидации буржуазии активность чевенгурцев остывает, уступая место фаталистическому ожиданию конца времени.

Судьба таборитов описана довольно подробно у Каутского. После сожжения Яна Гуса в 1415 году сторонники разных группировок под влиянием радикальных проповедников приступили к осуществлению своих эгалитарных идей. Поскольку они не могли остаться в «Городе солнца» Пльзене, то перебрались в Табор, основанный на одном из Лужницких холмов. Название этого поселения, которое служило центром таборитского движения после 1420 года, напоминает о горе Фавор, где произошло Преображение Христа. Вера таборитов в тысячелетнее царство опиралась на иоахимистские и апокалиптические представления, а также на легенды о Золотом веке. Прага, «великая блудница» и «Вавилон», в их глазах была обречена на гибель. Табориты надеялись на то, что после разрушения Праги и других городов, после истребления богатых и знатных наступит вечное царство без собственности, господства и социальных бедствий, в котором «дети Божьи» будут жить как братья и сестры. В новом царстве не будет страданий, и рожденные в нем дети не будут умирать. Слова Иоанна Богослова «И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет» (Откровение 21:4) были приняты ими как описание реально существующего нового общества. На этом фоне становится понятно, например, что болезнь Якова Титыча и смерть ребенка являются поворотным пунктом, предвещающим конец чевенгурской утопии.

Город Табор привлекал толпы людей со всей Европы, вполне сравнимые с прибывающим в Чевенгур «международным пролетариатом» и «прочими». В Таборе мечта о Царстве Божием гибнет из-за растущих противоречий между бедными и богатыми, город обуржуазивается. В романе Платонова эта тенденция проявляется в образе Прокофия Дванова с его похотливостью и жаждой накопительства. Свидетельство очевидца, относящееся к Табору 1451 года, рисует печальную картину. Жители города присвоили себе чужое имущество, но они не в состоянии сохранить его, глинобитные дома стоят как попало в беспорядке. Эта картина вспоминается, когда читаешь о состоянии Чевенгура, в котором произошла «добровольная порча мелкобуржуазного наследства»: «Трудно было войти в Чевенгур и трудно выйти из него - дома стояли без улиц, в разброде и тесноте, словно люди прижались друг к другу посредством жилищ, а в ущельях между домов пророс бурьян». Сам конец Чевенгура подобен концу Табора: в битве при Липанах табориты терпят кровавое поражение от армии феодалов.

Поскольку речь о значении идей Иоахима Флорского для средневековых хилиастических движении уже шла, не лишним будет указать на некоторое сходство между его учением и «Чевенгуром». «Товарищеское состояние» чевенгурцев во многом напоминает монашеский идеал Иоахима. В его трехчленной схеме различаются три статуса (status) человека: «Первый был рабством слуг, второй - служением сыновей, третий - свободой. Первый - в печали, второй - в деянии, третий - в созерцании. Первый - в страхе, второй - в вере, третий - в любви». «Созерцательное» и товарищеское состояние как раз реализовано в Чевенгуре, где мобилизовано «на вечную работу» солнце, объявленное «всемирным пролетарием». Ту же самую мысль выражает представление о чередовании шести эпох (etates), соответствующих шести дням творения. Последняя эпоха - это «саббат», который дарован Божьему народу, «чтобы он отдохнул от нужды и страданий, которые он терпел все шесть времен». И в Чевенгуре наступил «саббат» истории, в течение которого «его жители отдыхали от веков угнетения и не могли отдохнуть». Согласно учению Иоахима, в дохристианскую эру люди жили плотью, а в настоящее время, пока не наступит эра чистой духовности, они живут между плотью и духом, Грядущая церковь представлена в образе Девы Марии. В «Чевенгуре» тоже ценится идеал целомудрия и безбрачия - лишь Клавдюша, любовница Прошки Дванова, воплощает царство будущего в скомпрометированной форме. Чередование исторических эпох происходит у Иоахима в соответствии с космическими циклами: «Первое состояние - в звездном свете, второе - в восходе солнца, третье - в полном свете дня. Первое наступает зимой, второе - в начале весны, а третье - летом». Чевенгурская утопия связана с солнцем, вечным символом утопий, и с летом. Катастрофа Чевенгура находит свое символическое выражение в том, что на место солнца, «светила коммунизма, тепла и товарищества», приходит луна, «светило одиноких, светило бродяг, бредущих зря», а тепло лета уступает место холодной осени.

Из книги IV [Сборник научных трудов] автора

Ю. В. Доманский. Архетипические мотивы в русской прозе XIX века. Опыт построения типологии г. Тверь Понятие «архетип», введенное К. Г. Юнгом, закрепилось во многих научных областях, в том числе и в литературоведении, где архетип понимается как универсальный прасюжет или

Из книги Мировая художественная культура. XX век. Литература автора Олесина Е

Вглядываясь в новый мир («Чевенгур») Писатель пристально вглядывался в процесс возведения нового мира, видя, что переломное время рождает новые отношения между людьми, что сдвинут привычный уклад жизни, а люди в поисках истины устремляются в путь (одним из ведущих

Из книги Статьи из журнала «Русская жизнь» автора Быков Дмитрий Львович

Зуд утопии Михаил Успенский ищет выход из будущегоВ современной российской фантастике оспариваются титулы самого остроумного, самого динамичного, самого увлекательного писателя, однако в вопросе о самом русском, похоже, расхождений не будет. Воплощением русского

Из книги По обе стороны утопии. Контексты творчества А.Платонова автора Гюнтер Ханс

12. Голод и сытость в романе «Чевенгур» В «Чевенгуре» голод предстает как константа русской истории. Он описывается на равных правах с такими явлениями, как «речные потоки, рост трав, смена времен года» (45). Эти равномерные природные и космические силы доказывают, «что

Из книги История русской литературы XVIII века автора Лебедева О. Б.

13. Любовь сектантских «братьев и сестер». Репрезентация телесности в романе «Чевенгур» Наряду с одухотворением вещественного характерной чертой платоновского творчества выступает также - на первый взгляд, обратная - тенденция к овеществлению духовного и к

Из книги Роман тайн «Доктор Живаго» автора Смирнов Игорь Павлович

17. Апокалипсис как движение вдаль: «Чевенгур» и «Опоньское царство» Идеи сектантов и староверов, оказавшие немаловажное влияние на русскую революционную мысль и литературу XX века, представляли для Платонова не просто предмет отвлеченного интеллектуального

Из книги Авантюристы Просвещения: «Те, кто поправляет фортуну» автора Строев Александр Фёдорович

Основы жанровой типологии трагедии и комедии Трагедия и комедия как жанры сформировались в литературе Древней Греции, постепенно выделившись из единого синкретического обрядно-культового действа, которое включало в себя элементы трагики и комики. Поэтому в своих

Из книги Наша фантастика № 2, 2001 автора Адеев Евгений

Из книги Теория литературы. История русского и зарубежного литературоведения [Хрестоматия] автора Хрящева Нина Петровна

Из книги Русская литература в оценках, суждениях, спорах: хрестоматия литературно-критических текстов автора Есин Андрей Борисович

В ПОИСКАХ УТОПИИ (о творчестве Павла Амнуэля) Творчество Павла (с 1991 г. - Песаха) Рафаэловича Амнуэля (р. 1944) начиналось в эпоху всеобщих восторгов перед достижениями науки и техники, и особенно перед наступлением эпохи космических открытий. Среди писателей-фантастов

Из книги Все лучшее, что не купишь за деньги [Мир без политики, нищеты и войн] автора Фреско Жак

И.П. Смирнов Мегаистория. К исторической типологии культуры <…> Предлагаемая ниже диахроническая концепция литературы (как части культуры) наследует представлениям, изложенным в монографии: И.П. Смирнов, Художественный смысл и эволюция поэтических систем (Москва,

Из книги Русский канон. Книги XX века автора Сухих Игорь Николаевич

П.В. Анненков Исторические и эстетические вопросы в романе гр. Л.H. Толстого «Война и

Из книги От Кибирова до Пушкина [Сборник в честь 60-летия Н. А. Богомолова] автора Филология Коллектив авторов --

Из книги Влюбленный демиург [Метафизика и эротика русского романтизма] автора Вайскопф Михаил Яковлевич

Из книги автора

К типологии русских литературных альманахов и сборников первой четверти XX века[**] Объединив в заглавии настоящей работы понятия «литературный альманах» и «литературный сборник», мы с самого начала обозначили важный типологический признак, по которому русские

Из книги автора

1. К генеалогии и типологии романтических демонов Наряду с мечтателями, страдальцами или непризнанными гениями в романтических текстах функционировал герой/антигерой существенно иного – демонического или близкого к нему – типа, с которым мы уже бегло соприкасались в

Платонов как советский писатель очень часто обращался к темам советского политического строя, неверной как ему казалось концепции постройки нового социалистического общества, напряжённости людей работой и пропагандой необходимости этой самой работы, и, в общем, создания рабского государства, в котором граждане используются не более как рабочая сила, недостойная ни на что большее кроме как угнетение и создания стереотипного зажатого мышления среди масс. Таким образом, Платонов относился к новым революционным порядкам заданными революцией и приходу к власти коммунистов, что, конечно же, впоследствии очень сильно отразилось в его творчестве, и очень сильно повлияло на его мировоззрение. Платонов всем сердцем презирал порядки, установленные после того, как к власти пришли коммунисты, стараясь в каждом своём произведении найти место для угнетения данного вида и способа правления страной.

В своём произведении “Чевенгур” он представил нам довольно утопичный мир, который был основан на коммунистической идее всеобщего капитализма. Автор создал новый мир, из старых строительных материалов. В нём коммунизм не имеет всех тех ненавистных Платонову качеств, а напротив, привлекает его своей простотой и легкой для восприятия идеологией. Благодаря данной перетасовке факто, Платонов показывает, каким мог бы быть коммунизм, если бы у управления данной идеологией не стояли такие бездарные люди, которых заботит только собственное материальное состояния, и которые плевать хотели на всю идеологию, ими же так яростно проповедуемую.

Создав утопичный мир просветленного коммунизма Платонов создал идеальную аллитерацию с миром того времени. Он как бы перенес всё то, что было в его окружение на новую маску утопичного мира, что впоследствии дало результат слияния двух культур и понятий в один единый симбиоз с единой целью, и с единой задачей – прославлением коммунизма. Читатель движется вместе с повествованием сюжета, и, в конце концов, приходит к нескольким интересным умозаключениям. Оказывается, одной из основных идей является преподнесение революции как главного блага, которое помогает обществу достичь прогресса, ведь без радикальных мер не будет и радикального движения вверх, что соответственно и создаёт прогресс.

Так или иначе, презирая весь существующий на то время общественный строй Платонов действительно сделал очень многое, дабы открыть людям глаза на происходящие в их стране беспорядки, на произвол, совершаемый советскими властями, на то, что в России царит лишь хаос и анархия, и видимость власти создаётся только для того, чтобы удержать людей от паники и массовых истерий. Я считаю, что, скорее всего именно данную мысль пытался донести до читателя Платонов в своём знаковом произведении “Чевенгур”.

Также следует упомянуть, что образ самого Чевенгура является некой проекцией разума автора на произведение, ведь Чевенгур обладает именно теми чертами просвещённого коммунизма, которые Платонов и желал увидеть в действительности.

Вариант 2

Платонов написал огромное количество разных произведений. И одним из ярких произведений является «Чевенгур». Автор писал его примерно три года. Больше всего на свете ему нравилось писать про политический строй, который существовал в советское время. В то время ему казалось, что жизнь складывается совсем не так как нужно. И люди напряжены работой и порой работают сверхмеры, а ничего за это не получают. Именно поэтому он хотел поскорее все это прекратить и сделать так чтобы люди по-другому научились мыслить и других людей считать за обычных людей, и не использовать как рабочую силу. Платонов мечтал, чтобы правительство изобрело новые порядки, которые приведут к поднятию страну вверх. Немного позже к власти пришли коммунисты, которые действительно поменяли всю жизнь и установили свои правила, которые стал ненавидеть автор.

Автору удалось создать совсем другой мир, но при этом материал он использовал старый. Вот только здесь совсем нет таких правил, которые бы раздражали автора, а наоборот это привлекательные и приятные каждому человеку правила, которые просто приятно соблюдать, да и воспринимаются они легко и просто. Этим он показывает, что у правления стоят совсем не те люди, которые бы правильно управляли всем, и все могло бы быть совсем по-другому. А вот сейчас у правления стоят люди, которые заботятся только о себе и благосостояние стоят только себе, а вот на людей им совсем наплевать. История с развитием сюжета все больше и больше повышается, а все, потому что никто даже и представить не может, что ожидает их в конце.

Главным героем здесь является Дванов. Много лет назад он уехал из родных своих краев, и спустя много лет решил опять сюда вернуться. Его отец был рыбаком, каждый день он уходил в море и возвращался с рыбой. И вот однажды он ушел, а вот назад не вернулся. После этого парень попал в приют, а потом его усыновили и забрали в новую семью. Конечно же, ему здесь было тяжело, а все, потому что новые родители не сильно-то его любили, но им ничего не оставалось и приходилось его терпеть. У него был сводный брат, которого очень сильно любили и поэтому ему все позволяли, а вот все напасти и проблемы сваливались на плечи Саши.

И только спустя несколько лет Саша возвращается в родные края для того чтобы здесь обустроиться и жить. А тем временем здесь наступили тяжелые времена, каждый житель деревни старается работать очень много и даже если и устают, то не отдыхают, а продолжают работать.

Несколько интересных сочинений

Основной сюжетной линией произведения является любовный роман Ильи Ильича Обломова и Ольги Ильинской, олицетворяющий яркую, романтичную, но заведомо трагичную любовь.

Анализ рассказа Тэффи Весна
В рассказе, на самом деле, чувствуется приход весны. Из балконных дверей достали вату, свежий воздух наполняет комнаты, светло-тепло. И в воздухе этом что-то необычное. Даже Лиза (почти взрослая девушка
Сочинение Примеры выбора из жизни
Наша жизнь очень изменчива, но порой случаются события, которые приводят нас к распутью, на котором, мы должны сделать правильный выбор и зачастую довольно сложный. Ведь в некоторых ситуациях, от наших действий и поступков
Сочинение Как я однажды опоздала в школу 5 класс
Я хорошо учусь в школе, я отличница. У меня нет ни одной тройки, только пятерки и четверки. Еще, я никогда не опаздывала в школу, и вообще у меня примерное поведение. Учителя, даже ставят меня в пример, другим ученикам.
Сочинение Язык что одежда 9 класс рассуждение
Язык - это то, что отличает человека от животных. В нём собраны лучшие мысли людей. Язык - это своего рода одежда человека. Его визитная карточка. По одной сказанной фразе сразу можно узнать многое о человеке.

Обращался к жанру антиутопии. В своем творчестве соединил утопию и антиутопию. Это характерно для всего его творчества. В начале его творчество было связано с увлечениями утопией. Затем он обратился к антиутопии. Он получил психологическое образование, как и Замятин.

В литературу он вступил как «пролетарский писатель».

22 г – сборник «Голубая глубина» - стихи.

1927 г – год утверждения писателя в русской литературе. Он публикует повести –« Город Градов», «Сокровенный человек», «Эфирный тракт» и тд..В них пересматриваютсяидеи неограниченной власти человека над природой. Уходит от науки, звучит тема маленького человека. Идеи русской философии.

«Котлован»

Андрей Платонов стал известен широкому кругу читателей только в последнее время, хотя самый активный период его творчества пришелся на двадцатые годы нашего столетия. Платонов, как и множество других писателей, противопоставивших свою точку зрения официальной позиции советского правительства, долго был запрещен. Среди самых значительных его работ можно выделить роман “Чевенгур”, повести “Впрок” и “Усомнившийся Макар”.

Я бы хотел остановить свое внимание на повести “Котлован”. В этом произведении автор ставит несколько проблем. Центральная проблема сформулирована в самом названии повести. Образ котлована - это ответ, который давала советская действительность на вечный вопрос о смысле жизни. Рабочие роют яму для закладки фундамента “общепролетарского дома”, в котором потом должно счастливо жить новое поколение. Но в процессе работы выясняется, что запланированный дом будет недостаточно вместителен. Котлован уже выдавил все жизненные соки из рабочих: “Все спящие были худы, как умершие, тесное место меж кожей и костями у каждого было занято жилами, и по толщине жил было видно, как много крови они должны пропускать во время напряжения труда”. Однако план требовал расширения котлована. Тут мы понимаем, что потребности в этом “доме счастья” будут огромны. Котлован будет бесконечно глубок и широк, и в него будут уходить силы, здоровье и труд множества людей. В то же время работа не приносит этим людям никакой радости: “Вощев всмотрелся в лицо безответного спящего - не выражает ли оно безответного счастья удовлетворенного человека. Но спящий лежал замертво, глубоко и печально скрылись его глаза”.

Таким образом, автор развенчивает миф о “светлом будущем”, показывая, что рабочие эти живут не ради счастья, а ради котлована . Отсюда понятно, что по жанру “Котлован” - антиутопия. Ужасные картины советской жизни противопоставляются идеологии и целям, провозглашенным коммунистами, и при этом показывается, что человек превратился из разумного существа в придаток пропагандистской машины.

Другая важная проблема этого произведения ближе к реальной жизни тех лет. Платонов отмечает, что в угоду индустриализации страны были принесены в жертву тысячи крестьян. В повести это очень хорошо видно, когда рабочие натыкаются на крестьянские гробы. Сами крестьяне объясняют, что они заранее готовят эти гробы, так как предчувствуют скорую гибель. Продразверстка отняла у них все, не оставив средств к существованию. Эта сцена очень символична, так как Платонов показывает, что новая жизнь строится на мертвых телах крестьян и их детей.

Особо автор останавливается на роли коллективизации. В описании “организационного двора” он указывает, что людей арестовывали и отправляли на перевоспитание даже за то, что они “впали в сомнение” или “плакали во время обобществления”. “Обучение масс” на этом дворе производили бедняки, то есть власть получили наиболее ленивые и бездарные крестьяне, которые не смогли вести нормальное хозяйство. Платонов подчеркивает, что коллективизация ударила по опоре сельского хозяйства, которой являлись деревенские середняки и зажиточные крестьяне. При их описании автор не только исторически реалистичен, но и выступает своеобразным психологом. Просьба крестьян о небольшой отсрочке перед принятием в совхоз, чтобы осмыслить предстоящие перемены, показывает, что в деревне не могли даже свыкнуться с мыслью об отсутствии собственного надела земли, скота, имущества. Пейзаж соответствует мрачной картине обобществления: “Ночь покрыла весь деревенский масштаб, снег сделал воздух непроницаемым и тесным, в котором задыхалась грудь. Мирный покров застелил на сон грядущий всю видимую землю, только вокруг хлевов снег растаял и земля была черна, потому что теплая кровь коров и овец вышла из-под огорож наружу”.

Образ Вощева отражает сознание обыкновенного человека, который пытается понять и осмыслить новые законы и устои. У него и в мыслях нет противопоставлять себя остальным. Но он начал думать, и поэтому его уволили. Такие люди опасны существующему режиму. Они нужны только для того, чтобы рыть котлован. Здесь автор указывает на тоталитарность государственного аппарата и отсутствие подлинной демократии в СССР.

Особое место в повести занимает образ девочки . Философия Платонова здесь проста: критерием социальной гармонии общества является судьба ребенка. А судьба Насти страшная. Девочка не знала имени матери, но зато знала, что есть Ленин. Мир этого ребенка изуродован, ведь для того, чтобы спасти дочку, мать внушает ей скрывать свое непролетарское происхождение. Пропагандистская машина уже внедрилась в ее сознание. Читатель ужасается, узнавая, что она советует Сафронову убить крестьян за дело революции. В кого же вырастет ребенок, у которого игрушки хранятся в гробу? В конце повести девочка погибает, а вместе с ней погибает и луч надежды для Вощева и других рабочих. В своеобразном противостоянии котлована и Насти побеждает котлован, и в основание будущего дома ложится ее мертвое тело.

Повесть “Котлован” пророческая. Ее главной задачей не было показать ужасы коллективизации, раскулачивания и тяжесть жизни тех лет, хотя писатель сделал это мастерски . Автор верно определил направление, в котором пойдет общество. Котлован стал нашим идеалом и главной целью. Заслуга Платонова в том, что он указал нам источник бед и несчастий на многие годы. Страна наша до сих пор барахтается в этом котловане, и если жизненные принципы и мировоззрение людей не изменятся, в котлован по-прежнему будут уходить все силы и средства.

Специальность ВАК РФ10.01.01
Количество страниц 167

А.Н.Платонова.

П-1. Особенности повествования и речевой характеристики в романе

Чевенгур»: монолог в форме диалога.

П-1-1. Слово как доминанта произведений А.П. Платонова.

П -1-2. Точка зрения и ее носители.

П-2. Система персонажей как один из способов выражения авторской позиции.

П-2-1. Явление двойничества в системе персонажей.

Глава Ж. Сюжетно-композиционная организация романа «Чевенгур» как внеесубъектная форма выражения авторской позиции.

Ш-1. Роман «Чевенгур»: от мифа к действительности, или «и так, и обратно».

Ш-1-1. Платоновская «маленькая трилогия».

Ш-1-2. Пересечение границы: принцип установления хронотопа.

Ш-2. Идея романа и «романная идея».

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Формы выражения авторской позиции в прозе А.П. Платонова: На материале романа "Чевенгур"»

Литературу, в частности русскую литературу, невозможно воспринимать вне контекста времени. В числе писателей, которые в полной мере разделили судьбу «суровой и яростной» эпохи XX века, особое место занимает Андрей Платонович Платонов. Его творчество посвящено раскрытию «сокрушающей всеобщей тайны» - тайны жизни и смерти, самого «вещества существования». А.П. Платонов «и революцию воспринял не только политически, но и философски - как проявление всеобщего движения, как важнейший шаг к преображению мира и человека»1. В.В. Васильев, характеризуя творчество художника, увидел в его произведениях не только изображение трагической судьбы народа в революционную эпоху, но и «мучительную мировоззренческую драму самого художника, глубоко сокрытую в комически-юродивой стилистике» .

Во второй половине 20-х годов минувшего века А.П. Платонов за короткий период написал ряд крупных произведений. Среди них роман «Чевенгур» и повесть «Котлован», являясь творческой вершиной молодого писателя, занимают центральное место в наследии А.П. Платонова3. В романе «Чевенгур» наиболее ярко проявляются особенности стиля и художественного мышления А.П. Платонова. Недаром исследователи называют это произведение «драгоценным хрусталем» (С.Г. Семенова), «творческой лабораторией» (В.Ю. Вьюгин), «художественным итогом» (Е.Г.

1 Трубина JI.A. Русская литература XX века. М., 2002. С. 199.

2 Васильев В.В. Андрей Платонов. Очерк жизни и творчества. М., 1990. С. 190.

3 Многие русские и зарубежные исследователи соглашаются с тем, что «Котлован» и «Чевенгур» являются кульминацией таланта молодого Платонова. Об этом см., напр., Вьюгин В.Ю. «Чевенгур» и «Котлован»: становление стиля Платонова в свете текстологии. СФАП. Вып. 4. М., 2000; Лангерак Т., Андрей Платонов. Амстердам, 1995; Seifrid Т. Andrei Platonov - Uncertainties of sprit. Cambridge University Press, 1992; Teskey A. Platonov and Fyodorov, The Influence of Christian Philosophy on a Soviet Writer. Avebury, 1982, и т.д.

Мущенко) творчества писателя.

Судьба романа «Чевенгур» сложилась драматически. Как известно, «Чевенгур» не был напечатан при жизни писателя. Полностью роман стал известен широкому кругу читателей в России во второй половине 1980-х годов. До этого времени лишь в начале 70-х годов были опубликованы некоторые фрагменты и отрывки из романа4.

Читатели на Западе познакомились с этим произведением раньше, чем на родине писателя. В 1972 году в Париже роман «Чевенгур» вышел на русском языке с предисловием М.Я. Геллера. Хотя в этом издании отсутствовала первая часть романа («Происхождение мастера»), можно сказать, что с этой публикации началась известность А.П. Платонова заграницей. Полный текст романа впервые был напечатан в Лондоне в 1978 году на английском языке, и лишь спустя десять лет он появился в России5.

Несмотря на то, что в Советском Союзе читатели были лишены возможности знакомства с литературным наследием А.П. Платонова, некоторые исследователи имели возможность доступа к архиву автора, в котором сохранилось множество писем, записей, рукописей, известных только самым близким писателю людям. Хотя «Чевенгур» не был опубликован в Советском Союзе, он был известен, по всей видимости, в рукописном варианте, хотя и не очень широкому кругу читателей. Например, JI.A. Шубин в статье «Андрей Платонов», появившейся в 1967 году в журнале «Новый мир», освещает творчество А.П. Платонова, основываясь на конкретных текстах, включая такие, которые не были

4 Как известно, при жизни писателя публиковались некоторые фрагменты романа. Напр., «Происхождение Мастера»; «Приключение»; «Смерть Копенкина». Однако при всех усилиях А.П. Платонова (напр., обращение к A.M. Горькому), целиком роман не вышел в свет. В 1970-е годы в журнале «Кубань» (1971, № 4) был напечатан один из финальных эпизодов под названием «Смерть Копенкина», в том же году помещен еще один отрывок из романа «Путешествие с открытым сердцем» в «Литературной газете» (1971. 6 окт.).

5 В 1988 году в журнале «Дружба народов» (№ 3, 4) был опубликован «Чевенгур». В том же году полный текст романа вышел отдельным изданием (с вступ. ст. С.Г. известны читателю того времени, начиная с ранних публикаций и заканчивая критическими заметками писателя. Кроме уже изданных произведений (рассказов), JI.A. Шубин часто упоминает роман «Чевенгур». В этой статье ученый задается вопросом, «сможет ли общественное, сознание, восполняя пробелы и прочерки своего знания, воспринять это новое органически и целостно, как «главу меж глав, как событие меж событий»»6. Именно благодаря труду JI.A. Шубина, начал восполняться большой пробел в истории русской литературы. Статья «Андрей Платонов» положила начало «настоящему изучению» А.П. Платонова, в частности, изучению романа «Чевенгур».

Вслед за JI.A. Шубиным в 70-е годы многие исследователи и в России, и за рубежом начали активно заниматься романом «Чевенгур». Исследователи рассматривали роман в самых разных ракурсах, при этом отмечались два подхода к изучению произведения: первый подход направлен на изучение контекста произведения (во взаимосвязи с политической ситуацией, философской и естественнонаучной теориями и др.), второй - на исследование поэтики писателя.

На начальном этапе исследователи отдали предпочтение первому подходу, то есть изучению творчества А.П. Платонова в контексте общественно-политической ситуации 20-х годов. Особое внимание уделялось философской системе писателя, воздействию на ее формирование разных российских и зарубежных философов. Многие в романе «Чевенгур» (не только в романе, но и вообще в художественной системе А.П. Платонова) отметили влияние «Философии общего дела» Н.Ф. Федорова: его идеи о преобразовании мира, о преодолении смерти, о бессмертии, о победе человека над природными силами, о человеческом братстве, о строительстве «общего дома» и так далее. Данная тенденция

Семеновой).

6 Шубин JI.A. Поиски смысла отдельного и общего существования. М., 1987. С. 188. была особенно актуальна с начала 70-х годов до середины 80-х. Идеологический, философский контекст писателя изучается в работах Н.В. Корниенко, Ш. Любушкиной, Н.М. Малыгиной, С.Г. Семеновой, А. Тески, Е. Толстой-Сегал, В.А. Чалмаева и др.

Перенос акцента на исследование поэтики романа «Чевенгур» наблюдается сравнительно позже, скорее, после публикации романа в России. Исследователей этого направления можно разделить на две группы: первая интересовалась преимущественно тематическими аспектами творчества А.П. Платонова; вторую привлекала проблема своеобразной формы его произведений. К первой группе относятся исследователи, интересующиеся проблемами эстетическими, тематическими, мифопоэтическими, антропологическими; ко второй -рассматривающие, прежде всего, проблемы языковых особенностей, повествования, точки зрения, структуры и архитектоники произведения. Несмотря на то, что у этих двух групп исследователей исходная позиция была разная, они имели одну общую цель: раскрыть и осветить авторскую позицию в творчестве А.П. Платонова, который порой даже «сам себе неизвестен».

В 80-е годы появился ряд работ, посвященных творческой биографии А. П. Платонова, не только в России, но и за рубежом. В 1982 году вышли две знаменательных работы, в которых отдельные главы посвящены роману «Чевенгур». В России появилась книга В.В. Васильева «Андрей Платонов: очерк жизни и творчества», в Париже была опубликована монография М.Я. Геллера «Андрей Платонов в поисках счастья». В.В. Васильев анализирует «сокровенный» утопический идеал А.П. Платонова, показывает становление писателя, опираясь на факты из его биографии, а также ученый раскрывает некоторые характерные особенности поэтики художника. Как показывают названия глав («Платонов против Платонова», «Прожекты и действительность»), ученый заметил изначальное противоречие и конфликт в художественной концепции мира А.П.

Платонова. В.В. Васильев подчеркивает особенность позиции автора следующим образом: А.П. Платонову как пролетарскому писателю органически чужда позиция «над народом», «над историей»7 - он идет к будущему из истории, с народом». Таким образом, высоко оценивая народность творчества писателя, В.В. Васильев считает А.П. Платонова подлинным наследником и продолжателем традиции русской 8 литературы» .

М.Я. Геллер в главах под названиями «Вера»; «Сомнение»; «Соблазн утопии»; «Сплошная коллективизация»; «Счастье или свобода»; «Новый социалистический человек», которые показывают изменение отношения писателя к своему времени и идеалу, очерчивает литературный маршрут

A.П. Платонова от молодого коммуниста и начинающего писателя к зрелому мастеру. Особый интерес проявил ученый к роману «Чевенгур». Относя роман «Чевенгур» к жанру мениппеи, М.Я. Геллер впервые определяет его как «роман приключения», для которого важное значение имеет «приключение идей»9. Ученый поставил ряд вопросов, которые касаются способов и форм выражения авторской позиции и до сих пор актуальны: вопрос о жанре, о сюжетно-композиционной структуре романа и его контексте и др.

Характеризуя творчество А.П. Платонова, литературоведы единодушно называют его «самым философским» (В. Чалмаев), «самым метафизическим» (С.Г. Семенова) писателем в русской литературе XX века.

B.В. Агеносов считает «Чевенгур» «одной из вершин советского

7 Васильев В.В. Андрей Платонов. М. 1982 (1990) С. 95.

8 Васильев В.В. Там же С. 118. О народности А.П. Платонова см., также: Малыгина Н.М. Эстетика Андрея Платонова. Иркутск, 1985. С. 107-118; Скобелев В.П. О народном характере в прозе Платонова 20-х годов // Творчество А. Платонова: Статьи и сообщения. Воронеж, 1970.

9 Геллер М. Я. Андрей Платонов в поисках счастья. Paris, 1982 (М., 1999). С. 188. философского романа»10и справедливо пишет о свойственном роману полифонизме: «если бы эта идея» (утопическая) была «главной и единственной», то «Платонову не нужно было бы писать «Чевенгур», достаточно было бы создать «Котлован»»11. Е.А. Яблоков, поддерживая эту традицию, рассматривает «Чевенгур» как «роман вопрошания», роман «последних вопросов». Исследователь отмечает трудность определения авторской позиции, поскольку нередко «непонятно, как сам автор относится к тому, что изображает»12.

Т. Сейфрид определяет «Чевенгур» не только как диалог писателя с марксизмом и ленинизмом, но и как «роман об онтологических вопросах»13. Подчеркивая амбивалентность авторской позиции, ученый относит роман к жанру метаутопии (термин Г.С. Морсона)14. Голландский исследователь Т. Лангерак также считает амбивалентность романа отличительной чертой поэтики А.П. Платонова. По мнению ученого, амбивалентность у А.П. Платонова проявляется не только на структурном уровне, но и «пронизывает все уровни «Чевенгура»»15.

Традиционно многие исследователи прибегают к мифопоэтическому подходу, уделяя особое внимание «мифологическому сознанию» в романе А.П. Платонова и архетипам платоновских образов и мотивов. Данная традиция до сих пор является актуальной и одной из главных в изучении поэтики писателя. Мифопоэтический подход получил многогранное развитие в трудах Н.Г. Полтавцевой, М.А. Дмитровской, Ю.Г. Пастушенко, X. Гюнтера и др.

10 Агеносов В.В. Советский философский роман. М. 1989. С. 144.

11 Там же. С. 127.

12 Яблоков Е. А. Безвыходное небо (вступ. статья) // Платонов А. Чевенгур. М.,1991. С.8.

13 Seifrid Т. Andrei Platonov - Uncertainties of sprit. Cambridge University Press, 1992.

14 Там же. С. 131.

15 Лангерак Т. Андрей Платонов: Материалы для биографии 1899-1929 гг. Амстердам, 1995, С. 190.

В 90-е годы, особенно после появления монографии Н.В. Корниенко

Здесь и Теперь», отмечается равновесие философско-исторического, лингвистического и литературоведческого подходов к изучению творчества

А.П. Платонова16. В этой работе Н.В. Корниенко, основываясь на текстологических исследованиях, прослеживает творческий путь писателя к роману «Чевенгур». Определив структуру романа как «полифоническую», она видит и в этом трудность определения авторской позиции.

Многие тексты писателя благодаря усилиям ученых в эти годы реконструированы и опубликованы. Появились диссертационные исследования, в которых рассматривается поэтика произведений А.П.

Платонова с разных точек зрения: мифопоэтической (В.А. Колотаев, Я.В.

Солдаткина); языковой (М.А. Дмитровская, Т.Б. Радбиль); антропологической (К.А. Баршт, О. Мороз) и др. В это же время были предприняты серьезные попытки текстологического анализа романа

Чевенгур». В диссертации В.Ю. Вьюгина текстологический анализ сочетается с изучением творческой истории романа «Чевенгур» 17 .

Сравнивая роман в разных аспектах с его первым вариантом «Строители страны», исследователь отмечает образность и сжатость формы и содержания «Чевенгура» по сравнению с его предыдущим вариантом.

Среди работ о «Чевенгуре» особого внимания заслуживает монография 18

Е.А. Яблокова, где представлены и систематизированы материалы, касающиеся романа.

Помимо этого, не только в Москве (ИМЛИ), в Санкт-Петербурге (ИРЛИ), но и в Воронеже, на родине писателя, регулярно проводятся

16 Корниенко Н.В. История текста и биография А. П. Платонова (1926-1946) // Здесь и Теперь. 1993 № 1.М., 1993.

17 Вьюгин В.Ю. «Чевенгур» Андрея Платонова (к творческой истории романа). Дис. .кан. филол. наук, ИРЛЩПушкинский Дом) РАН, СПб., 1991; еще см.: Вьюгин В.Ю. Из наблюдений над рукописью романа Чевенгур // ТАП 1. СПб, 1995; Повесть А. Платонова «Строители страны». К реконструкции произведения // Из творческого наследия русских писателей XX века. СПб., 1995. конференции, посвященные творчеству А.П. Платонова, в результате которых вышли сборники «Страна философов Андрея Платонова» (вып.1-5); «Творчество Андрея Платонова» (вып. 1.2) и др. В частности, конференция, проводившаяся в ИМЛИ в 2004 году, была полностью посвящена роману «Чевенгур». Это показывает неослабевающий интерес исследователей к этому роману, который безоговорочно можно отнести к числу высших художественных достижений А.П. Платонова.

Однако, несмотря на внимание литературоведов к творчеству А.П. Платонова, многие вопросы еще остаются неразрешенными. Во-первых, хотя в последние годы платоноведы активно занимаются текстологическими исследованиями, еще нет канонического текста романа «Чевенгур». Поэтому при изучении произведения надо иметь в виду, что

19 п существуют разные варианты текста. Во-вторых, мнения исследователей по поводу трактовки авторской позиции, отдельных эпизодов, даже фраз произведения нередко расходятся. По этим причинам освещение авторской позиции в творчестве А.П. Платонова заслуживает особого внимания и специального исследования. Таким образом, при всем литературоведческом интересе к роману «Чевенгур», проблема авторской позиции до сих пор относится к числу наиболее дискуссионных. Осмысление этой проблемы открывает новые перспективы для понимания ряда фундаментальных вопросов поэтики А.П. Платонова, в частности, при изучении так называемой цепи романных произведений писателя

Яблоков Е.А. На берегу неба. Роман Андрея Платонова «Чевенгур». СПб., 2001.

19 В связи с этим литературная судьба «Котлована» оказалась более счастливой, чем «Чевенгура». В 2000 году вышло в свет академическое издание повести, подготовленное сотрудниками ИРЛИ (Пушкинский Дом). Далее все ссылки на основной текст повести «Котлован» даются по данному изданию с указанием страниц в круглых скобках. Платонов А. Котлован, СПб., Наука, 2000; Если речь идет о «Чевенгуре», то существуют два более или менее «массовых издания»: 1)Платонов А.П. Чевенгур. М.: Художественная литература, 1988. 2) Платонов А.П. Чевенгур. М.: Высшая школа, 1991. Между этими изданиями почти не существует текстуальных расхождений. Далее все ссылки на основной текст романа «Чевенгур» даются по второму изданию с указанием страниц в круглых скобках.

Чевенгур», «Котлован», «Счастливая Москва») , которые являются трилогией «утопического проекта» А.П. Платонова.

Таким образом, актуальность диссертации определяется возросшим интересом исследователей к проблеме авторской позиции в художественных произведениях и недостаточной изученностью творчества А.П. Платонова в данном теоретическом аспекте.

Основным материалом исследования послужил роман «Чевенгур». В диссертации проведены сопоставления романа «Чевенгур» с повестью «Котлован» и с романом «Счастливая Москва», что позволило выявить типологические закономерности и подчеркнуть своеобразие главного произведения А.П. Платонова.

Научная новизна исследования обусловлена тем, что текст романа «Чевенгур» впервые анализируется как художественное целое в избранном теоретическом аспекте. В диссертации синкретически рассматриваются субъектные и внесубъектные формы выражения авторской позиции и осмысливаются их взаимоотношения с философско-эстетической позицией автора. Исследуемые произведения («Чевенгур», «Котлован», «Счастливая Москва») впервые рассматриваются как романная трилогия.

Цель диссертации - раскрыть особенности поэтики А.П. Платонова через исследование специфики форм художественного воплощения идеалов писателя в его творчестве.

Для достижения поставленной цели решаются следующие задачи: 1. Теоретически осмыслить проблему автора и авторской позиции:

Уточнить и провести терминологическое разграничение концепций «автор», «образ автора», «авторская позиция», «точка зрения»; определить формы выражения авторской позиции в

20 Условно мы будем относить три произведения А.П. Платонова («Чевенгур» «Котлован», «Счастливая Москва») к романному жанру. произведении.

2. Проанализировать роман «Чевенгур» в избранном теоретическом аспекте, на основе соотношения субъектных и внесубъектных форм выражения авторской позиции. Для этого:

Рассмотреть формы повествования в романе «Чевенгур»;

Раскрыть способы выражения разных «точек зрения» в романе;

Охарактеризовать систему персонажей, при этом особое внимание уделить явлению «двойничества» как форме выявления авторской позиции, а также использованию диалогических отношений в произведении;

Изучить сюжетно-композиционную структуру романа как «маленькой трилогии», рассмотреть особенности хронотопа произведения.

3. рассмотреть художественные формы выражения авторской позиции и выявить взаимосвязь между формами воплощения авторской позиции и идеалами автора.

Методология и конкретная методика исследования определены теоретическим аспектом и конкретным материалом исследования. Методологическую основу работы составляют труды русских и зарубежных ученых по проблемам автора и героя (М.М. Бахтина, В.В. Виноградова, В.В. Кожинова, Б.О. Кормана, Ю.М. Лотмана, Н.Д. Тамарченко и др.), стиля, повествования, соотношения точек зрения (Н. Кожевниковой, Ж. Женнета, Б.А. Успенского, В. Шмида, Ф, Штанцеля и др.). В диссертации учтены результаты исследований по проблемам авторской позиции в творчестве А.П. Платонова (В.В. Агеносова, С.Г. Бочарова, В.Ю. Вьюгина, М.Я. Геллера, М.А. Дмитровской, Н.В. Корниенко, В. Ристера, Т. Сейфрида, Е. Толстой-Сегал, А.А. Харитонова, Л.А. Шубина, Е.А. Яблокова и др.).

В работе применяются сравнительно-исторический и генетический методы, позволяющие раскрыть философско-эстетическую основу творчества писателя в контексте эпохи. Использование принципов структурного метода обусловлено необходимостью изучить средства выражения позиции автора в тексте.

Практическое значение диссертации связано с тем, что материалы и результаты исследования, а также его методика могут быть использованы при разработке учебных пособий и проведении занятий по истории русской литературы XX века и творчеству А.П. Платонова в вузе и школе.

Апробация. Основные положения исследования обсуждались на аспирантском семинаре кафедры русской литературы XX в. МПГУ, апробировались в выступлениях на двух международных конференциях («Наследие В.В. Кожинова и актуальные проблемы критики, литературоведения, истории философии» (Армавир, 2002), «VI Международная научная конференция, посвященная 105-летию со дня рождения А.П. Платонова» (Москва, 2004)) и на межвузовской конференции («IX Шешуковские чтения» (2004)). Основные положения диссертации изложены в четырех публикациях. ,

Структура диссертации определена целью исследования и поставленными задачами. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка литературы и кратного содержания на английском языке. Общий объем работы составляет 166 страниц. Список литературы насчитывает 230 наименований.

Заключение диссертации по теме «Русская литература», Юн Юн Сун

Заключение

В предлагаемой диссертации исследованы формы выражения авторской позиции в прозе. А.П. Платонова. Мы проанализировали субъектные и внесубъектные формы выражения авторской позиции, считая их объективным основанием для характеристики творчества писателя.

Как «итоговое размышление» автора о начале прошлого века, роман «Чевенгур» занимает особое место в творчестве А.П. Платонова. Являясь обобщением, подведением итогов знаменательного периода не только в истории России, но и в творческой жизни самого писателя, «Чевенгур» одновременно представляет собой начало нового времени, в котором будут жить «государственные жители», такие, как девочка Настя из повести «Котлован» или Москва Честнова из романа «Счастливая Москва».

Чевенгур» является интереснейшим объектом для исследования, потому что в нем воплощаются те идеи, которые, в сущности, не претерпевают изменения с самого начала творческого пути писателя. Однако при этом формы выражения авторской позиции здесь явно отличаются от предыдущих произведений, в которых автор активно опирался на ряд «защитных элементов»1 или маскированное амплуа, и произведений зрелого периода, в которых автор уже сознательно упрощает формы и держит эстетическую дистанцию по отношению к собственному творению.

1 Эти «защитные элементы» тесно связаны с формами (особенно субъектными) выражения авторской позиции. В 20-е годы А. Платонов активно использовал защитные приемы: «псевдонимие», «сноски к текстам», «предисловие», «послесловие» и др. См.: Корниенко Н.В. Повествование Платонова: «автор» и «имплицитный читатель» в свете текстологии // Sprache und Erzahlhaltung bei Andrei Platonov. Bern, 1998. что используемые субъектные и внесубъектные формы предназначены именно для того, чтобы достичь этой цели. В числе субъектных форм в диссертации рассмотрены проблема повествования, проблема точки зрения и системы персонажей; в качестве внесубъектных - сюжетно-композиционная организация произведения в связи с жанровыми особенностями. Основные выводы, сделанные в результате изучения форм выражения авторской позиции в романе «Чевенгур», заключаются в следующем.

Во-первых, отношение автора и героя к слову имеет важное значение не просто потому, что «слово приобретает свойства переменной идеологемы с подвижным смыслом» . Кроме этого, у А.П. Платонова на уровень «обозначающего» слова выведены идеологические контексты и авторское миросозерцание. В результате «редукции формы» автором в одном слове сосредоточены все связи и причины3. Такие «однажды осмысленные», по определению В.Ю Вьюгина, слова служат основой для построения платоновского текста. Упоминание Н.В. Корниенко - «русская литература -литература Слова, а не текста» - относится безусловно к творчеству А.П. Платонова, особенно к роману «Чевенгур». Вместе с этим принципиальные отношения между «обозначающим» и «обозначаемым» в слове переносятся на уровень содержания и формы целого текста.

Во-вторых, как показывает повествовательная стратегия романа, автор активно не претендует на главную роль, постоянно отступая на задний план. При этом авторское внимание распределяется почти на всех персонажей. Герои говорят по-платоновски, а автор, в свою очередь, говорит на языке героев, на языке своего времени. Часто слова - «свое» и 2

Толстая Сегал Е. «Стихийные силы»: Платонов и Пильняк. С. 288. Хотя при этом она имела в виду творчество зрелого А. Платонова, по крайней мере в «Чевенгуре» тоже часто наблюдается такое восприятие слова.

3 Вьюгин В.Ю. Из наблюдений над рукописью романа «Чевенгур» // Творчество Андрея Платонова. СПб., 1995. С. 145. чужое» - смешиваются, сложно найти границы между ними. В результате носителем точки зрения автора может быть не только главный герой, но и другой персонаж, даже второстепенный. Таким образом автор, существуя вне того измерения пространства, где живут герои, сумел находиться одновременно рядом с ними4.

В-третьих, система персонажей, показывающая отношение автора к герою, в романе «Чевенгур» является горизонтально-последовательной. При этом оппозиционная система персонажей (явление двойничества) в поэтике А.П. Платонова представляется не только как психопатологическое проявление героя, но и как форма воплощения авторского замысла. Бинарная схема в системе персонажей прежде всего предназначена для выражения диалогического отношения автора к персонажам. Она дает полноценную основу для реализации возможного диалога, пронизывая все пространство произведения. Значит, внутренний диалогизм в романе тщательно скрыт за внешним диалогизмом, который, в сущности, не отличается от «монологизма». Таким образом, несмотря на то, что в романе царит атмосфера монологизма и антидиалогизма, противоборствующая система персонажей способствует диалогу в более широком смысле этого слова. Теперь не только автор является единственным изображающим субъектом, но и герой, и читатель тоже. Противоборство «я» - «другой» заменяет традиционную схему диалога. Оппозиционная система «свой - чужой» перевернута и расширена, в результате она теряет свойственную традиционному роману ценностную опору.

Исходя из вышесказанного, можно определить авторскую позицию не как отсутствующую, а как открытую, одновременно готовую к

4 Например, М. Михеев считает, что можно отождествлять позицию автора романа «Чевенгур» с позицией «маленького зрителя», «наблюдателя», «евнуха души» внутри Саши. Так как «он (маленький зритель) жил параллельно Дванову, но Двановым не был». См.: Михеев М. В мир Платонова через его язык. М., 2003. примирению с «чужим»: позиция автора в романе полифонична, открыта и расположена к диалогу с другими субъектами, в том числе с читателем, на которого ориентирована вся структура романа. В таком контексте высказывание Е. Толстой-Сегал оправдано: основная черта платоновской прозы, пишет исследователь, «в том и состоит - и это осознается автором, - что автор «прислоняется» то к той, то к иной точке зрения, в порыве высшей справедливости он не в состоянии предпочесть «одну точку зрения другой», но с равной щедростью отдает свои уста противоборствующим взглядам»5.

Нами исследованы жанровая специфика романа и его сюжетно-композиционная структура, которые выделены в качестве внесубъектных форм выражения авторской позиции. Анализируя роман «Чевенгур» в качестве маленькой трилогии, обладающей своей художественной закономерностью, мы рассмотрели его жанровые особенности; так же как автономность и разорванность в структурном плане, одновременно нами выделены авторские связки, способствующие преодолению дискретности сюжетной структуры.

Таким образом, сами художественные формы, способствующие воплощению авторской позиции в романе А.П. Платонова, обладают глубоким содержательным, «одухотворенным» характером.

Как идеологический писатель, «использующий идеи в качестве материала»6, А.П. Платонов активно начал развиваться с середины 20-х годов. К концу 20-х годов писатель завершил первый этап поиска подходящей формы для выражения своей идеологической позиции. Если «Чевенгур» показывает процесс развития и становления платоновских идеалов, то повесть «Котлован» является художественной кульминацией этого поиска, так как в ней получают своего рода завершение утопические

5 Толстая-Сегал Е. Идеологические контексты Платонова // Мирпослеконца. М., 2002. С. 307. и творческие эксперименты писателя.

Роман «Чевенгур» часто сравнивается с повестью «Котлован» в разных аспектах. При этом уделяется постоянное внимание не только сходству, но и различию между ними. Если «идеалы» автора были постоянными, то отличие двух произведений проявляется в формах выражения авторской позиции. Во-первых, в процессе эволюции от «Чевенгура» к «Котловану» прежде всего замечается переход от утопического проекта строительства коммунизма к его реальному осуществлению (рытье котлована и коллективизация). Чевенгур как мифологизированное пространство, не теряя свойственный платоновской утопии характер, переносится в более реальное пространство, в город, где рабочие копают котлован для строительства «Общепролетарского Дома», и в колхоз «имени Генеральной линии», где происходит коллективизация (ликвидация кулаков). Испытанная в «Чевенгуре» идеология осуществляется уже в действительности. В повести хронотоп более прост и сжат: в отличие от романа «Чевенгур», являющегося по структуре своеобразной трилогией, повесть имеет бинарную структуру. Как справедливо заметил А.А. Харитонов, она обладает особенностью дилогии. Время, которое в «Чевенгуре» длится почти 20 лет, в повести сжато до полугода: с лета до зимы - со дня «тридцатилетия личной жизни» Вощева до дня смерти Насти.

Во-вторых, если в романе «Чевенгур» система персонажей является горизонтально-последовательной, то в повести «Котлован» она становится вертикально-иерархической. В «Чевенгуре» автор не показывает своей симпатии или антипатии к героям произведения, контрастное отношение либо отсутствует, либо тщательно скрывается.

6 Там же С. 290

Поэтому в романе «Чевенгур» отношение автора к изображаемому представляется одновременно и сатирическим и лирическим (т.е. «лирико-сатирическим»). Однако в «Котловане» уже явно выражено авторское отношение, например, к Пашкину или активисту: в произведении отчетливо проявляется сатирическое начало. В отличие от Саши Дванова, являющегося слушателем и не дающего оценку человеку, Вощев как один из главных носителей авторской точки зрения прямо выражает свое негативное отношение к активисту:

Ах ты, гад! - прошептал Вощев над этим безмолвным туловищем, -Так вот отчего я смысла не знал! Ты, должно быть, не меня, а весь класс испил, сухая душа, а мы бродим, как тихая гуща, и не знаем ничего! » (К, 110-111).

В связи с системой персонажей проблема двойничества также получает развитие в повести «Котлован». Подобно Копенкину и Сербинову, которые в романе «Чевенгур» играют роль «сюжетного двойника» героя, трое мнимых братьев в повести (Вощев, Прушевский, Чиклин), являющихся несамодостаточными личностями, выполняют распределенную между ними автором функцию. Например, Чиклин выполняет чисто физическую функцию, а Прушевский - интеллектуальную. Вощев, как и Саша в о

Чевенгуре», является медиатором. . При этом, если герои романа «Чевенгур» не очень явно чувствуют существование своих двойников «по сходству» или «по контрасту», то герои повести четко осознают наличие своих двойников: «Капитализм нас родил двоешками» (Прушевский - Вощев); «У нас с тобой был один и тот же человек» (Прушевский - Чиклин). Таким образом, в отличие от романа, где двойничество о

Сб этом, см.: Немцов М. Герои повести «Котлован» как система персонажей // СФАП. Вып. 2. М., 1995. проявляется на скрытом, интуитивном уровне, в повести оно выделяется ярче и четче - и становится одним из главных способов выражения авторской позиции. Оппозиционной пары двойников, которая была в центре поэтики «Чевенгура», в повести «Котлован» не существует, зато сложные схемы двойников в «Чевенгуре» («я-чужой»; «свои - чужие»; «я - чужие») в значительной степени упрощаются: в повести схема двойничества подвергается более контрастной и обостренной, позиция автора выражается через обобщенную оппозиционную систему «свои-чужие» (Вощев / Прушевский / Чиклин - Пашкин / активист).

В-третьих, «романная идея» автора воплощается в повести «Котлован» в более сжатой, концентрированной художественной форме. В эпицентре «Котлована» находится общечеловеческая (даже космическая) трагедия. Если определить жанр повести с точки зрения не внешней, а внутренней жачровой специфики, «Котлован» можно называть полноценным романом: здесь автора волнует проблема трагедии всего человечества и его спасения.

Чевенгур» как роман является свободным и автономным в структурном плане. Он не традиционен по своей жанровой форме. А «Котлован», по внешним жанровым признакам являясь повестью, включает в себя «романную идею». Она сконцентрирована в пространстве повести и скрыта в ее структуре.

Финал «Котлована», может быть, самый мрачный и трагичный среди финалов платоновских произведений 20-х годов. Не кто иной, а Настя -маленькое существо, которое было «живым символом» социализма и для которого все рабочие копают котлован, - погибла. Теперь котлован для будущего дома становится вечным пристанищем - могилой для Насти. Вряд ли можно называть этот финал «мажорным» (выражение Т. Лангерака) 9 . Однако, трагичность финала нельзя понимать и как

9 Лангерак Т. Андрей Платонов. Материалы для биографии. 1899-1929 гг. С. 171. безнадежность»10. Стремление героев сохранить мертвое тело Насти показывает не только их отчаяние, но и надежду на воскрешение умершей11. Здесь отчетливо видны переклички с открытым финалом «Чевенгура», который переосмысливается в символическом ключе в трагическом финале повести.

Таким образом, разные формы и элементы, над которыми экспериментировал А.П. Платонов в романе «Чевенгур», получают сжатое и концентрированное воплощение в повести «Котлован». В этом смысле «Котлован» является своеобразным ответом автора на заданный самому себе в «Чевенгуре» вопрос, который касается не только идеологической позиции автора, но и художественной формы ее выражения.

Прямое авторское вмешательство, как один из «защитных элементов», в конце повести также показывает отличие форм выражения авторской позиции в повести «Котлован» от предыдущих произведений. Не дистанцируясь от своего творения, автор непосредственно вмешивается в пространство произведения.

Таким образом, в эволюционном ракурсе прослеживаются различия форм выражения авторской позиции в повести «Котлован» и романе «Чевенгур». Можно констатировать, что 20-е годы у А.П. Платонова завершались «Котлованом». Платоновские герои плавно перешли от «Чевенгура» к «Котловану», и этот переход от мифологического мира к реальному, от утопии к действительности оказался крайне тяжелым. Платоновские герои пришли к началу новой эпохи, однако, даже не

10 См., напр. Вьюгин В.Ю. Повесть «Котлован» в контексте творчества Андрея Платонова (вступ. статья) // А Платонов, Котлован. СПб.: Наука, 2000; Пастушенко Ю.Г. Поэтика смерти в повести «Котлован»; Харитонов А.А. Способы выражения авторской позиции в повести Платонова «Котлован» автореф. дис. .кан. филол. наук, ИРЛИ, СПб., 1993. Нередко исследователи обращают внимание на семантику имени героини. Как известно, Настя (Анастасия) обозначает воскресшая. См.: Харитонов А.А. Там же.; Ристер В. Имя персонажа у А. Платонова // Russian Literature(Amsterdam). 1988. V.23 № 2. начавшись, она закончилась: для них гибель будущего жителя эквивалентна гибели всего мира, потому что герои-землекопы жили ради будущего. Куда могли направиться платоновские герои после смерти Насти?

В 30-е годы этих отчаянных можно найти в столице мировой

12 революции, в «счастливой» Москве. Уничтоженный автором последний роман «Счастливая Москва» обнаруживает тесную связь с романом «Чевенгур» и повестью «Котлован». Незавершенный роман становится «завершением» романного проекта А.П. Платонова («Чевенгур», «Котлован», «Счастливая Москва»).

Утопические проекты молодого писателя, получившие своеобразное художественное воплощение в «Чевенгуре» и совершенствование в «Котловане», реализуются в более конкретном пространственно-временном измерении в Москве 30-х годов. При этом писатель не теряет надежды утопического проекта, суть которого заключается в бессмертии и спасении им человечества.

Несомненно, между образом города Москва и образом героини, которую зовут Москва Честнова, существуют определенные символические переклички. Судьба героини и вся ее жизнь, вольно или невольно, переосмысливаются в образе самого города Москвы; идентификация женщины с городом приобретает символическую и мифологизированную двойственность. При этом особенность воплощения авторских замыслов заключается, прежде всего, в открытой символизации и мифологизации, используя которые, автор прямо рассчитывает на активную роль сознания читателя при восприятии им произведения. Поэтому в процессе чтения требуется непосредственное синхронное читательское участие. I Корниенко Н. В. Предисловие к «Записным книжкам» А. Платонова. (ЗК, 14).

Вместе с этим, в романе «Счастливая Москва» писателем созданы новые образы людей, которые необходимы для строительства социалистического общества. Любовь их к одной женщине (к Москве Честновой) становится главным стержнем в развитии сюжета. На этом основании система персонажей в романе является цикличной: в центре тяготения находится женщина, представляющая собой двойственное существо, вокруг нее, как в солнечной системе, кружатся новые люди, которые нужны Москве, женщине и городу. Если в «Чевенгуре» и в «Котловане» любовь к одной и той же женщине показывает некое психологическое сходство между героями, то в романе «Счастливая Москва» любовь героев (Божко, Самбикина и Сарториуса) к Москве Честновой (и Москве-городу) становится главным событием в сюжетно-композиционном плане.

В записных книжках 1931 года А.П. Платонов сам дает ответ на этот вопрос: «Сущностью, сухой струею, прямым путем надо писать. В этом мой новый путь» (ЗК, 100).

После 30-х годов в творчестве А.П. Платонова начинается новый этап, явно отличающийся от 20-х годов. Во многих произведениях второй половины 30-х годов и военных рассказах 40-х годов писатель нечасто ориентируется на замаскированные формы повествования и избегает экспериментальных элементов в структурном плане произведения. Другими словами, его литературная форма сама перешла от утопии к действительности13. Начало данного явления хорошо прослеживается в цепи романных произведений: в них происходит процесс перехода автора от утопии к реальному миру и процесс эволюции А.П. Платонова как романиста. Конкретный анализ трансформации форм и тем от романа «Чевенгур» к «Котловану» и «Счастливой Москве» станет объектом нашего будущего исследования.

Роман «Чевенгур», первое произведение романного жанра в творчестве A.1L Платонова, через разные, порой противоречащие, конфликтующие формы, обрел возможность наиболее полного выражения авторской позиции. Таким образом, роман «Чевенгур» знаменует окончание одного и начало нового творческого периода писателя и становится художественным фундаментом для повести «Котлован» и романа «Счастливая Москва».

Предлагаемая диссертация представляет собой попытку раскрыть сущность поэтики великого прозаика XX века через специфику художественного воплощения его философско-эстетических взглядов. Не случайно А.П. Платонов говорит, что надо писать «не талантом, а сущностью своею» (ЗК, 81). Поскольку он писал не только о сущности, но и сущностью, формы выражения авторской позиции у А.П. Платонова не могут отделиться от сущности самой позиции автора. Именно в этом заключается специфика форм выражения авторского сознания в творчестве А.П. Платонова.

Например, Т. Сейфрид утверждает, что зрелый А.П. Платонов смирился с идеей утопии и стал социалистическим реалистом. По нашему мнению, такая позиция должна будет переосмыслена. Изучение и рассмотрение данной проблемы включена нами в перспективный план. Seifrid Т. Andrei Platonov - Uncertainties of sprit. Cambridge University Press, 1992.

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Юн Юн Сун, 2005 год

1. Авербах JL О целостных масштабах и частных Макарах // На литературном посту. 1929. № 21-22. // Андрей Платонов: Воспоминания современников, Материалы к биографии. М.: Современный писатель, 1994. С. 256-267.

2. Агеносов В.В. В идейно-художественное своеобразие романа-мифа А. Платонова «Чевенгур» // Советский философский роман. М.: Прометей, 1989.

3. Andrijauskas А. Отражение разрушающейся «гармонии мира» в языке и стиле повествования А. Платонова конца 20-ых годов // Sprache und Erzahlhaltung bei Andrei Platonov. Bern, 1998.

4. Антонова E. «Безвестное и тайное премудрости.» // Страна философов Андрея Платонова: проблемы творчества. Вып. 2, М.: Наследие, 1995.

5. Арсентьева Н.Н. Становление антиутопического жанра в русской литературе. М.: Изд. МПГУ, 1993.

6. Базилевский А.Б. Гротеск в литературах Восточной Европы // Художественные ориентиры зарубежной литературы XX века. М.: ИМ ЛИ РАН, 2002.

7. Баршт К.А. Художественная антропология Андрея Платонова. Воронеж: Изд. ВГПУ, 2001.

8. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. Художественная литература, М.: Художественная литература, 1975.

9. Его же. Проблемы поэтики Достоевского. М.: Советская Россия, 1979.

10. Его же. Сатира // Собрание сочинений в 7 томах. М.: Русские словари. 1997, Т. 5.

11. Его же. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1979.

12. Белая Г.А. Дон-Кихоты 20-ых годов: перевал и судьба его идеи. М.: Наука, 1989.

13. Ее же. Закономерности стилевого развития советской прозы. М.: Наука, 1977.

14. Ее же. Проблема активности стиля (К исследованию исторической продуктивности стилей 20-х годов) // Смена литературных стилей. М.: Наука, 1974.

15. Ее же. Слово в языке и слово в стиле // Теория литературных стилей: Современные аспекты изучения. М.: Наука, 1982.

16. Богданов А. А. Вопросы социализма. М., 1990.

18. Борноволоков Д.Л. «Чевенгур» и повести Андрея Платонова 30-ых годов: К проблеме межтекстовых связей. Автореф. дис. .канд. филол. наук, МПГУ, М., 2000.

19. Бочаров С.Г. Вещество существования // Платонов А. Чевенгур. М., 1991.

20. Бродский И. Предисловие к повести «Котлован» // Андрей Платонов, Мир творчества, М.: Современный писатель, 1994.

21. Бузник В.В. Русская советская проза двадцатых годов. Л., 1975.

22. Бютор М. Роман как исследование. М.: Изд. МГУ, 2000.

23. Васильев В.В. Андрей Платонов: Очерк жизни и творчества. М.: Современник, 1990.

24. Вахитова Т.М. Оборотная сторона «Котлована» // Андрей Платонов: Котлован. СПб.: Наука, 2000.

25. Великая Н. Советская проза 20-х годов. Владивосток, 1972.

26. Вознесенская М.М. Семантические преобразования в прозе А. Платонова. Автореф. дис. .кан. филол. наук, РАНИРЯ, М., 1995.

27. Виноградов В.В. О теории художественной речи. М., 1971.

28. Его же. О Языке художественной литературы. М., 1958.

29. Его же. О Языке художественной прозы. М., 1980

30. Волошинов В.Н., Бахтин М. М. Марксизм и философия языка // Философия и социология гуманитарных наук. СПб., 1995.

31. Вьюгин В.Ю. Андрей Платонов: поэтика загадки (Очерк становления и эволюции стиля). СПб.: РХГИ, 2004.

32. Его же. Из наблюдений над рукописью романа «Чевенгур» // Творчество Андрея Платонова. СПб.: Наука, 1995.

33. Его же. Платонов и анархизм // Страна философов Андрея Платонова: проблемы творчества. Вып. 2, М.: Наследие, 1995.

34. Его же. Повесть «Котлован» в контексте творчества Андрея Платонова (вступ. статья) // А Платонов, Котлован. СПб.: Наука, 2000.

35. Его же. Повесть А. Платонова «Строители страны». К реконструкции произведения // Из творческого наследия русских писателей XX века. СПб.: Наука, 1995.

36. Его же. «Чевенгур» Андрея Платонова (к творческой истории романа). Канд. дис. .филол. наук, ИРЛИ (Пушкинский Дом) РАН, СПб., 1991.

37. Его же. «Чевенгур» и «Котлован»: становление стиля Платонова в свете текстологии // Страна философов Андрея Платонова: проблемы творчества. Вып. 4, М.: Наследие, 2000.

38. Газизова А.А. Красота в ранней прозе Андрея Платонова // Творчество Андрея Платонова. СПб., 1995. С.55.

39. Геллер М. Андрей Платонов в поисках счастья. Paris, YMCA press, 1982. (по изд. М.:МИК, 1999).

40. Голубков М. М. Русская литература 20 в. После раскола. М.: Аспект Пресс, 2001.

41. Его же. Утраченные альтернативы. М.: Наследие, 1992.

42. Гюнтер Г. Жанровые проблемы утопии и «Чевенгур» А. Платонова // Утопия и утопическое мышление. Антология зарубежной литературы. М.,

43. Прогресс, 1991. С. 252-276.

44. Его же. Котлован и Вавилонская башня // Страна Философов Андрея Платонова: проблемы творчества. Вып. 2, М.: Наследие, 1995.

45. Его же. О некоторых источниках милленниаризма в романе «Чевенгур» // Страна философов Андрея Платонова: проблемы творчества. М.: Наследие, 1994.

46. Его же. Юродство и ум как противоположные точки зрения у Андрея Платонова // Sprache und Erzahlhaltung bei Andrei Platonov. Bern, 1998.

47. Дебюзер Л. Некоторые координаты фаустовской проблематики в повестях «Котлован» и «Джан» // Андрей Платонов, Мир творчества, М.: Современный писатель, 1994.

48. Ее же. О некоторых языковых лейтмотивах на первых двух страницах романа Платонова «Чевенгур» // Sprache und Erzahlhaltung bei Andrei Platonov. Bern, 1998.

49. Дмитровская M.A. Антропологическая доминанта в этике и гносеологии А. Платонова (конец 20-ых середина 30-ых годов) // Страна философов Андрея Платонова: проблемы творчества. Вып. 2, М.: Наследие, 1995.

50. Ее же. Макрокосм и микрокосм в художественном мире А. Платонова. Калининград, 1998.

51. Ее же. Огненная Мария (Мифопоэтика женских персонажей у А. Платонова) //Алфавит. Смоленск: Изд. СГПУ, 2002. С. 21-51.

52. Ее же. Проблема человеческого сознания в романе А. Платонова «Чевенгур» //Творчество Андрея Платонова. СПб.: Наука, 1995.

53. Ее же. Семантика пространственной границы у А. Платонова // Филологические записки. Воронеж: Изд. ВГУ, 1999. Вып. 13, С. 118-137.

54. Ее же. Трансформации мифологемы мирового дерева У А. Платонова // Логический анализ языка Языки пространств. М., 2000.

55. Ее же. Циклическое время у А. Платонова // Осуществленнаявозможность: А. Платонов и XX век- по материалам Ш международных Платоновских чтений. Воронеж: Изд. ВГУ, 2001.

56. Ее же. Язык и миросозерцание А. Платонова. Автореф. дис. .кан. филол. наук, М., 1999

57. Днепров В.Д. Черты романа XX века. М., Л., 1965.

59. Евдокимов А.В. Сектантство и «Чевенгур» // Страна философов Андрея Платонова: проблемы творчества. Вып. 4, М.: Наследие, 2000.

60. Женнет Ж. Повествовательный дискурс (Discours du recit) // Женнет Ж. Фигуры в 2 т. (Figure Ш. Paris, 1972) М.: 1998.

61. Зверев А. М. Монтаж // Художественные ориентиры зарубежной литературы XX века. М.: ИМЛИ РАН, 2002.

62. Его же. Смеховой мир // Художественные ориентиры зарубежной литературы XX века. М.: ИМЛИ РАН, 2002.

63. Злыднева Н. В. Мотив ветхости у А, Платонова: между концом и началом // Логический анализ языка - Семантика начала и конца. М., 2002.

64. Золотоносов М. А. Ложное солнце: «Чевенгур» и «Котлован» в контексте советской культуры 1920-х годов // Андрей Платонов, Мир творчества, М.: Современный писатель, 1994. С. 246-283.

65. Его же. Усомнившийся Платонов (Чевенгур, Котлован) // Нева. Л., 1990. № 4. С. 176-190.

66. Казарина Т.В. Универсально-космическое и личное в романе А.Платонова «Чевенгур» // Воронежский край и зарубежье: А. Платонов, И. Бунин, Е. Замятин, О. Мандельштам и другие в культуре XX века. Воронеж: Изд. ВГУ, 1992.

67. Карасев Л. В. Вверх и вниз (Достоевский и Платонов) // Страна философов Андрея Платонова: проблемы творчества. Вып. 4, М.: Наследие, 2000.

68. Его же. Знаки покинутого детства (Анализ «постоянного» у А. Платонова) // Андрей Платонов, Мир творчества, М.: Современный писатель, 1994.

69. Его же. Смех и стыд у А. Платонова // Философия смеха. М.: Изд. РГГУ, 1996.

70. Его же. Движение по склону (Вещество и пустота в мире А. Платонова) // Вещество литературы. М., 2001.

71. Карякин Ю.Ф. Солнце вещь дружбы // Достоевский и канун 20-го века. М.: Советский писатель, 1989.

72. Касаткина Е. «Прекращение вечности времени», или Страшный Суд в котловане (Апокалиптическая тема в повести «Котлован») // Страна философов Андрея Платонова: проблемы творчества. Вып. 2, М.: Наследие, 1995.

73. Кожевникова Н.А. О типах повествования в советской прозе // Вопросы языка современной русской литературы. М.: Наука, 1971.

74. Ее же. Словесно-образный строй романа А. Платонова «Чевенгур» // Воронежский край и зарубежье: А. Платонов, И. Бунин, Е. Замятин, О. Мандельштам и другие в культуре XX века. Воронеж: Изд. ВГУ, 1992.

75. Ее же. Слово в прозе А. Платонова // Язык: Система и подсистемы: К 70-летию М. В. Панова. М., 1990.

76. Кожинов В.В. Происхождение романа. М., 1963.

77. Колотаев В.А. Мифологическое сознание и его пространственно-временное выражение в творчестве А. Платонова. Канд. дис. филол. наук. М.: МПГУ, 1992.

78. Копыстянская Н. Воссоздание социально-исторического хронотопа «особым» языком А. Платонова // Sprache und Erzahlhaltung bei Andrei Platonov. Bern, 1998.

79. Корман Б. О. Изучение текста художественного произведения. М., 1972.

80. Его же. Итоги и перспективы изучения проблемы автора // Страницыисторий русской литературы. М., 1971.

81. Корниенко Н.В. История текста и биография А. П. Платонова(1926-1946) //Здесь и Теперь. 1993 № 1. М., 1993.

83. Ее же. Повествовательная стратегия Платонова в свете текстологии // Страна философов Андрея Платонова: проблемы творчества. Вып. 2, М.: Наследие, 1995.

84. Ее же. «Пролетарская Москва ждет своего художника» // Страна философов Андрея Платонова: проблемы творчества. Вып. 3, М.: Наследие, 1997.

85. Ее же. Творческая биография и текстология А. П. Платонова. Автореф. дис. .д-ра филол. наук. ИМЛИ, РАН. М., 1992.

86. Ее же. Философские искания и особенности художественного метода Платонова. Автореф. дис. .кан. филол. наук, Ленингр. Гос. Пед. Ин-т им. Герцена. Л., 1979.

87. Коробков Л.Е. «Чевенгур»: Достоверность Фантастики. Опыт комментария // Платонов А. Чевенгур: Путешествие с открытым сердцем. Роман. Воронеж, 1989.

88. Лазаренко О. Письменное слово и история в романе «Чевенгур» // Страна философов Андрея Платонова: проблемы творчества. Вып. 4, М.: Наследие, 2000.

89. Лангерак Т. Андрей Платонов в 1926 году. // Андрей Платонов, Мир творчества, М.: Современный писатель, 1994.

90. Его же. Андрей Платонов во второй половине двадцатых годов: Опыт творческой биографии // Russian Literature(Amsterdam). 1987. V.21 № 2.

91. Его же. Недостающее звено «Чевенгура»: Текстологические заметки // Russian Literature(Amsterdam). 1987. V.22 № 1.

92. Его же. Андрей Платонов в Воронеже // Russian Literature (Amsterdam). 1988. V.23 № 4.

93. Его же. Андрей Платонов во второй половине двадцатых годов. Часть вторая -«Сокровенный человек» // Russian Literature(Amsterdam). 1992. V.32 № 3.

94. Его же. Андрей Платонов: Материалы для биографии 1899-1929 гг. Амстердам, 1995.

95. Его же. Андрей Платонов на пороге 30-х годов (Усомнившийся Макар) // Sprache und Erzahlhaltung bei Andrei Platonov. Bern, 1998.

97. Ливингстон А. О переводе прозы Платонова в Английские стихи // Страна философов Андрея Платонова: проблемы творчества. Вып. 4, М.: Наследие, 2000.

98. Ее же. Христианские Мотивы в романе «Чевенгур» // Страна философов Андрея Платонова: проблемы творчества. Вып. 4, М.: Наследие, 2000.

99. Литвин-Молотов Г.З. «Письмо А.П.Платонову» И Андрей Платонов: Воспоминания современников, Материалы к биографии. М.: Современный писатель, 1994.

100. Лотман Ю.М. Литературная биография в историко-культурном контексте // Избранные статьи в 3 т. Таллинн, 1992. Т.1, С. 365-376.

101. Его же. Происхождение сюжета в типологическом освещении // Избранные статьи: в 3 т. Т. 1. Таллинн, 1992. С.224-242

102. Его же. Семиотика культуры и понятие текста/Избранные статьи в 3 т. Т. 1 С. 129-132.

103. Его же. Структура художественного текста. М.: Искусство, 1970.

104. Любушкина Ш. Идея бессмертия у раннего Платонова // Russian Literature (Amsterdam). 1988. V.23 № 4.

105. Маканин. В. Отяжеление слова. Сказовый стиль в «Чевенгуре» А. Платонова // Sprache und ErzShlhaltung bei Andrei Platonov. Bern, 1998.

106. Малыгина H.M. Диалог Платонова с Достоевским // Страна философов Андрея Платонова: проблемы творчества. Вып.4, М.: Наследие, 2000.

107. Ее же. Образы-символы в творчестве Андрея Платонова // Страна философов Андрея Платонова: проблемы творчества. Вып.1, М.: Наследие, 1994.

108. Ее же. Путь к прозрению через Чевенгур (послесловие) // Платонов А. Чевенгур. Иркутск, 1990. С. 406-416.

109. Ее же. Художественный мир Андрея Платонова в контексте литературного процесса 1920-1930-х годов, Док. Дис. филол. наук, М.: МПГУ, 1992.

110. Ее же. Эстетические взгляды Андрея Платонова, автореф. дис. .кан. филол. наук, .Том. Гос. Уни. Им. Куйбыщева, Томск, 1982.

111. Ее же Эстетика А. П. Платонова. Иркутск, 1985.

112. Мандельштам О.Э. Конец романа // Собрание сочинений в четырех томах. Т.2, М.: «Терра» «Терра», 1991.

113. Его же. О природе слова // Собрание сочинений в четырех томах. Т.2, М.: «Терра» «Терра», 1991.

114. Медведев П.Н. Бахтин М.М. Формальный метод в литературоведении. М., 1993.

115. Мелетинский Е.М. Введение в историческую поэтику эпоса и романа. М., 1986.

116. Его же. О литературных архетипах. М., 1994;

117. Его же. Поэтика мифа. М.: Восточная литература, 2000.

118. Меерсон О. Свободная вещь. Berkely, 1997 (по изд. Новосибирск, 2001).

119. Мерк A. (M0RCH А.) К проблеме антиутопических стратегий вромане «Чевенгур» // Страна философов Андрея Платонова: проблемы творчества. Вып. 2, М.: Наследие, 1995.

120. Его же. Формы художественного пространства в романной прозе А. Платонова // Sprache und Erzahlhaltung bei Andrei Platonov. Bern, 1998.

121. Михеев M. В мир Платонова через его язык. М.: Изд. МГУ, 2003.

122. Его же. Михеев М. Неправильность платоновского языка // СФАП Вып. 4, М., 2000.

123. Можаева A.M. Миф в литературе XX века: структура и смыслы // Художественные ориентиры зарубежной литературы XX века. М.: ИМЛИ РАН, 2002.

124. Мороз О.Н. Антропологическая доминанта художественных исканий в творчестве Андрея Платонова. Дис. кан. филол. наук. КубГУ, Краснодар, 2001.

125. Мущенко Е.Г. В художественном мире А. Платонова и Е. Замятина. Воронеж: Логос-Траст, 1994.

126. Ее же. О мифотворчестве А. Платонова // Воронежский край и зарубежье: А. Платонов, И. Бунин, Е. Замятин, О. Мандельштам и другие в культуре XX века. Воронеж: Изд. ВГУ, 1992.

127. Ее же. Художественное время в романе «Чевенгур» // Андрей Платонов: Исследования и материалы. Сб. Трудов, Воронеж: изд. ВГУ, 1993.

128. Мущенко Е.Г. Скобелев В.П. Корман Л.Е. Поэтика сказа. Воронеж, 19^8.

129. Найман Э. Из истины не существует выхода Андрей Платонов между двух утопий // Russian studies. СПб., 1994. No. 1. С. 117-155.

130. Немцов М. Герои повести «Котлован» как система персонажей // Страна философов Андрея Платонова: проблемы творчества. Вып. 2, М.: Наследие, 1995.

131. Николенко О.Н. От утопии к антиутопии: о творчестве А. Платонова и

132. М. Булгакова. Полтава, 1994.

133. Никонова Т.А. Универсальный смысл пограничных ситуаций в прозе А. Платонова // Осуществленная возможность: А. Платонов и XX век- по материалам Ш международных Платоновских чтений. Воронеж: Изд. ВГУ, 2001.

134. Новикова Т. Необыкновенные приключения науки в утопии и антиутопии // Вопросы литературы. М., 1997.

135. Нонака С. К вопросу о точке зрения в романе «Чевенгур» // Страна философов Андрея Платонова: проблемы творчества. Вып. 4, М.: Наследие, 2000.

136. Носов С.Н. О стилистике романа А. Платонова «Чевенгу» // Рус. Речь. М., 1989. № 1.С. 22-28

137. Пастушенко Ю.Г. Мифологическая символика в романе «Чевенгур» // Филологические записки. Вып. 13, Воронеж: изд. ВГУ, 1999.

138. Его же. Мифологические основы сюжета у Андрея Платонова (роман «Чевенгур»), М., 1998.

139. Его же. Поэтика смерти в повести «Котлован» // Страна философов Андрея Платонова: проблемы творчества. Вып. 2, М.: Наследие, 1995.

140. Полтавцева Н.Г. Философско-этическая проблематика прозы Платонова. Автореф. дис. .кан. филол. наук, МГПИ им. В. И. Ленина. М., 1979.

141. Платонов А.П. Ответ на анкету «Какой нам нужен писатель» // Андрей Платонов: Воспоминания современников, Материалы к биографии. М.: Современный писатель, 1994. С. 286-288.

142. Платонов А.П. «Письмо К A.M. Горькому» // Андрей Платонов: Воспоминания современников, Материалы к биографии. М.: Современный писатель, 1994. С. 256-267.

143. Пропп. В.Я. Исторические корни волшебной сказки. Л., 1986.

144. Проскурина Е.Н. Поэтика мистериальности в прозе Андрея Платоноваконца 20-х 30-х годов. Новосибирск: Сибирский хронограф, 2001.

145. Пуствойт П.Г. О языке романа А. Платонова «Чевенгур» // Рус. Речь, М., 1989. №4. С. 30-36.

146. Радбиль Т.Б. Мифология языка Андрея Платонова. Нижний-Новгород, 1998.

147. Его же «Семантика возможных миров» в языке А. Платонова // Филологические записки. Вып. 13, Воронеж: изд. ВГУ, 1999.

148. Ристер В. Имя персонажа у А. Платонова // Russian Literature. Amsterdam, 1988. V.23 № 2.

149. Родкевич М. Символическая пластика в повести А. Платонова «Котлован» // Страна философов Андрея Платонова: проблемы творчества. М.: Наследие, 1994.

150. Рымарь Н.Т. Введение в теорию романа. Воронеж: Изд. ВГУ, 1989.

151. Его же. Реалистический роман XIX Века: поэтика нравственного компромисса //Поэтика русской литературы. М.: Изд. РГГУ, 2001.

152. Савельзон И.В. Структура художественного мира А. Платонова. Канд. дис. филол. наук. М.: МПГУ, 2001.

153. Свительский В.А. Испытание историей // Платонов А. Чевенгур: Путешествие с открытым сердцем. Роман. Воронеж, 1989. С. 404-429.

154. Сейфрид Т. Писать против материи: о языке «Котлована» Андрея Платонова // Андрей Платонов, Мир творчества, М.: Современный писатель, 1994.

155. Его же. Платонов как прото-соцреалист // Страна философов Андрея Платонова: проблемы творчества. М.: Наследие, 1994.

156. Семенова С.Г. В усилии к будущему времени (философия Андрея Платонова). // Преодоление трагедии, Вечные вопросы в литературе. М.: Современный писатель, 1989. С. 318-377.

157. Ее же. «Идея жизни» Андрея Платонова (вступ. статья) // Платонов А. Чевенгур. М., 1988.

158. Ее же. Мытарства идеала. К выходу в свет «Чевенгура» Андрея Платонова // Платонов А. Чевенгур. М., 1991.

159. Ее же. Русская поэзия и проза 1920-1930-х годов. Поэтика Видение мира - Философия. М.: Наследие, 2001.

160. Ее же. «Тайное тайных» Андрея Платонова: Эрос и пол // Андрей Платонова: Мир творчества. М., 1994.

161. Скобелев В.П. В надежде на живые души (Повесть «Впрок» в контексте жанровых исканий писателя) // Страна философов Андрея Платонова: проблемы творчества. М.: Наследие, 1994.

162. Его же. Жанровые особенности рассказа «Фро»: Сюжеты героев и сюжет повествования. Страна философов Андрея Платонова: проблемы творчества. Вып. 4, М.: Наследие, 2000.

163. Его же. О народном характере в прозе Платонова 20-х годов // Творчество А. Платонова: Статьи и сообщения. Воронеж, 1970.

164. Его же. Поэтика русского романа 1920-30-х годов: Очерки истории и теории жанра. Самара, 2001.

165. Его же. «Романное мышление» в рассказах и повестях Андрея Платонова 20-х годов // Russian Literature. XX П. Амстердам, 1992.

166. Славина В.А. К вопросу об эстетическом идеале А. Платонова // Страна философов Андрея Платонова: проблемы творчества. Вып. 4, М.: Наследие, 2000.

167. Солдаткина Я. В. Мифопоэтика русского романа 20-30-х годов. Канд. дис. филол. наук. М.: МПГУ, 2002.

169. Старик и старуха: Андрей Платонов, потерянная проза. Мюнхэн, 1984.

171. Султанов К. Национальная литература как динамическая целостность:два аспекта понимания // История советской литературы: новый взгляд, часть 2, М.: Наука, 1990.

172. Тамарченко Н. Д. Теоретическая поэтика. М.: Изд. РГГУ, 2001.

173. Его же. Типология реалистического романа. Красноярск, 1988.

174. Его же. Эстетика словесного творчества Бахтина и русская религиозная философия, М.: Изд. РГГУ, 2001.

175. Толстая-Сегал Е. Идеологические контексты Платонова //Russian Literature (Amsterdam). 1981. V.9. № 3. (по изд. Мирпослеконца. М., 2002).

176. Ее же. Литературная аллюзия в прозе Андрея Платонова // Мирпослеконца. М., 2002.

177. Ее же. Мирпослеконца: глиняный дом Андрея Платонова // Мирпослеконца. М., 2002.

178. Ее же. Натурфилософские темы у Платонова // Мирпослеконца. М., 2002.

179. Ее же. О связи низших уровней текста с высшими: проза Андрея Платонова // Slavica Hierosolymitana. 1978. V.2.(по изд. Мирпослеконца. М., 2002).

180. Ее же. «Стихийные силы»: Платонов и Пильняк // Slavica Hierosolymitana. 1978. V. 3. (по изд. Мирпослеконца., М., 2002).

181. Трубина Л.А. Историческое сознание в русской литературе первой трети XX века: Типология; Поэтика: Дис. д-ра. филол. наук. М.: МПГУ. 1999.

182. Ее же. Русская литература XX в. М.: Флинта. Наука, 1999.

183. Успенский Б.А., Поэтика композиции // Семиотика искусства. М., Школа языки русской культуры, 1995. С. 9-218.

184. Федоров Н.Ф. Философия общего дела. Собрание сочинений в четырех томах. М., 1995.

185. Финк Л. Литература 20-ых годов в свете приоритета общечеловеческого // История советской литературы: новый взгляд, часть 2,1. М.: Наука, 1990.

186. Хализев В.Е., Теория литературы, М.: Высшая школа, 2000.

187. Харитонов А.А. Архитектоника повести А. Платонова «Котлован». К творческой истории повести Андрея Платонова «Котлован». Фрагменты чернового автографа // Творчество Андрея Платонова. СПб., 1995.

188. Его же. Система имен персонажей в поэтике повести «Котлован» // Страна философов Андрея Платонова: проблемы творчества. Вып. 2, М.: Наследие, 1995.

190. Ходель Р. Переводы романа «Чевенгура» с точки зрения проблемы реально-ирреального пространства // Russian Literature (Amsterdam). 1999. V.46 № 2.

191. Его же. Углоссия косноязычие, объективное повествование - сказ (К началу романа «Чевенгур») // Sprache und Erzahlhaltung bei Andrei Platonov. Bern, 1998.

192. Хрящева Н.П. Жизнь создания платоновских героев романе «Чевенгур» в свете западного философского опыта // Воронежский край и зарубежье: А. Платонов, И. Бунин, Е. Замятин, О. Мандельштам и другие в культуре XX века. Воронеж: Изд. ВГУ, 1992.

193. Чалмаев В. А. Андрей Платонов как «языковая личность»: динамика монологизма в «стратегических» фрагментах его повествований (Чевенгур) // Sprache und Erzahlhaltung bei Andrei Platonov. Bern, 1998.

194. Его же. Андрей Платонов. Очерк жизни и творчества. Воронеж, 1984.

195. Его же. Живое время, весь я твой. М.: Современная Россия, 1990.

196. Его же. Прибежище мечтаний и тревог. Художественный мир романа-утопии «Чевенгур» Андрея Платонова(вступ. ст.) // Платонов А. Чевенгур. М.: Современная Россия, 1989.

197. Его же. У человеческого сердца. Гуманизм Андрея Платонова // Сводрадуги. Лит. Портреты. М.: Современная Россия 1987.

198. Чандлер Р. Между верой и прозрением. Предисловие переводчика к английскому изданию повести А. Платонова «Котлован» // Филологические записки. Вып. 13. Воронеж, 1999.

199. Чудаков А.П. Виноградов и его теория поэтики // Слово вещь - мир. От Пушкина до Толстого. М., 1992.

200. Шеппард Д. Любовь к дальнему и любовь к ближнему в творчестве А. Платонова // Страна философов Андрея Платонова: проблемы творчества. М.: Наследие, 1994.

201. Шмид В. Нарратология. М., 2003.

202. Шубин Л.А. Поиски смысла отдельного и общего существования. - М.: Советский писатель, 1987.

203. Его же. Человек и его дело, или как быть писателем // Взгляд, Критика, Полемика, Публикации. М.: Советский писатель, 1991. Вып.З, С. 340-359.

204. Шубина Е. Д. Приключение идеи. К истории создания романа «Чевенгур». Вступ. статья к публ // Лит. обозрение. М., 1989. № 9. С. 27-28.

205. Эйдинова В.В. А Платонов и «Перевал» // Воронежский край и зарубежье: А. Платонов, И. Бунин, Е. Замятин, О. Мандельштам и другие в культуре XX века. Воронеж: Изд. ВГУ, 1992.

206. Ее же. О динамике стиля Платонова // Страна философов Андрея Платонова: проблемы творчества. М.: Наследие, 1994.

207. Эйхенбаум Б. М. О прозе. Л., 1969.

208. Его же. О литературе. М., 1987.

209. Эпельбоин А. Поэтика разрушения (Слово и сознание героев А. Платонова) // Страна философов Андрея Платонова: проблемы творчества. М.: Наследие, 1994.

210. Ее же. Проблемы перспективы в поэтике А. Платонова // Страна философов Андрея Платонова: проблемы творчества. Вып. 4, М.: Наследие, 2000.

211. Эсалнек А. Я. Внутрижанровая типология и пути ее изучения. М.: 1985.

212. Ее же. Типология романа. М., 1991.

213. Яблоков Е. А. Безвыходное небо (вступ. статья) // Платонов А. Чевенгур. М.: Высшая школа, 1991.

214. Его же. Между дальними и ближними (Андрей Платонов и метафоры Фридриха Ницше) // Алфавит. Смоленск: Изд. СГПУ, 2002.

215. Его же. О типологии персонажей А. Платонова // Страна философов Андрея Платонова: проблемы творчества. М.: Наследие, 1994.

216. Его же. О философской позиции А. Платонова (проза середины 20-ых начала 30-ых годов) // Russian Literature. XXX П. 1992. С. 231-232.

217. Его же. На берегу неба Роман Андрея Платонова «Чевенгур». СПб.: Дмитрий Буланин, 2001.

218. Его же. Принцип художественного мышления А. Платонова «И так, и обратно» в романе «Чевенгур» // Филологические записки. Вып. 13, Воронеж: Изд. ВГУ, 1999.

219. Его же. Художественное осмысление взаимоотношений природы и человека в советской литературе 20-30-х гг. (JI. Леонов, А. Платонов, М., Пришвин). Автореф. дис. .кан. филол. наук, МГУ им. Ломоносова, М., 1990.

220. Материалы на английском языке

221. Bethea D.M. The shape of Apokalypsis in Modern Russian Fiction. Prinston, New Jersey, 1989.

222. В loch E. The Utopian Function of Art and Literature. The MIT Press, 1988.

223. Livers K. Art and Artistic Language in Platonov"s Works of the 1920"s and 1930"s: The Poetry of «Useless» Things // Sprache und ErzShlhaltung bei Andrei Platonov. Bern, 1998.

224. Naiman E. Andrej Platonov and the Inadmissibility of Desire // Russian Literature. Amsterdam, 1988. V. 23, № 4.

225. The Thematic Mythology of Andrej Platonov // Russian Literature.

226. Amsterdam, 1987. V. 21, № 2.

227. Rister V. Grotesque, Roman // Russian Literature, Amsterdam. 1985, XVI.

228. Seifrid T. Andrei Platonov Uncertainties of sprit. Cambridge University Press, 1992.

229. On the Genesis of Platonov"s Style in the Voronez Period // Russian1.terature. Amsterdam, 1988. V. 23, № 4.

230. Writing against Matter: On the Language of Andrei Platonov"s

231. Kotlovan // Slavic and East European Journal. 1987. V. 31, № 3.

232. Tsvetkov A. The language of A. Platonov. The University of Michigan, 1983.

233. Teskey A. Platonov and fyodorov, The Influence of Christian Philosophy on a Soviet Writer. 1982, Avebury.

234. Zholkovsky A. Text Counter Text. Stanford, 1994.

235. Материалы на других иностранных языках

236. Locher J. P. Zum epischen Impuls in platonovs Narrativitat // Sprache und Erzahlhaltung bei Andrei Platonov. Bern, 1998.

237. Список условных сокращений

238. ЗК Записные книжки Андрея Платонова. М.: Наследие, 2000. К - Платонов А. Котлован. СПб.: Наследие, 2000.

239. РМ Платонов А. Рассказах о многих интересных вещах // Старик и старуха. Мюнхен, 1984.

240. ЧВ -Платонов А. Чевенгур. М.: Высшая школа, 1991.* *

241. КЛЭ Краткая литературная энциклопедия. Т. 1-9. М., 1962-1978. ЛЗТП - Литературная энциклопедия терминов и понятий. М.: НПК «Интелвак», 2001.

242. The Summery of Dissertation

243. Expression of the author"s position in the prose of A.P Platonov (the research on the novel "Chevengur").

Обратите внимание, представленные выше научные тексты размещены для ознакомления и получены посредством распознавания оригинальных текстов диссертаций (OCR). В связи с чем, в них могут содержаться ошибки, связанные с несовершенством алгоритмов распознавания. В PDF файлах диссертаций и авторефератов, которые мы доставляем, подобных ошибок нет.