Реклама на портале

Иван бунин национальность родителей образование. Иван бунин пять раз влюблялся и трижды женился

Продолжение

Памяти Ивана Бунина

Перед последней своей поездкой в Ефремов я в Москве случайно встретил литературоведа Александра Кузьмича Бабореко и он, услышав о том, куда я собрался ехать, попросил поискать там племянников Бунина, детей его брата Евгения Алексеевича, которые на письма почему-то не откликались. Я, разумеется, взялся выполнить просьбу с превеликой охотой.

В дороге все думал о Бунине, о его судьбе и пути. 13 декабря 1941 года он на юге Франции записал в дневнике: "Русские взяли назад Ефремов, Ливны и еще что-то. В Ефремове были немцы! Непостижимо! И какой теперь этот Ефремов, где был дом брата Евгения, где похоронен и он, и Настя, и наша мать!" Запись эта приведена в книге Бабореко "И. А. Бунин. Материалы для биографии". Слова из записной книжки писателя странно-волнующе оживают в местах, когда-то отмеченных его жизнью, многими ее днями, переживаниями. Происходит, как нечто въявь творимое, возрождение связующих начал. И душу освещает особое интимное чувство присутствия того, в чью сокровенную сердцевину жизни ты осмелился заглянуть. Бунин в той декабрьской записи сорок первого года передает ошеломившее его чувство: мировая война, накрывшая Западную Европу, а затем и Россию, докатилась до глубоких захолустий его юности. Дрогнули самые заповедные пласты его памяти.

"Офремовские" старожилы"

Ефремов - растянутый город, как бы сам себя больше, с новыми индустриальными чертами, бросающимися в глаза, и старыми, уездными, тоже видимыми. Зеленый и пыльный одновременно, с долго тянущимися кружными путями-улицами, пересеченный довольно широкой здесь рекой Красивой Meчью. Со стройками и поднимающимся блочным многоэтажьем, с заводом синтетического каучука, с другими заводами, с грязно-белеющими старыми приземистыми домами, с несколькими давними строениями красного кирпича, почерневшего от времени. По обеим сторонам Тульского шоссе - между центром старого города и далеко отодвинутым новым районом - тянутся, тянутся одноэтажные, по большей части деревянные домишки. Иные из них оживленные, иные заколоченные. И фруктовые сады: сад за садом, веселые, ухоженные, подобранные и полуухоженные, и совсем заброшенные, глухие... Но и во дворах, между многоэтажными зданиями в новом районе непривычно много травы: и повилика, и мята, и подорожник, и полынь. Зеленое, вольноопределяющееся. Сохраняющая блаженную неторопливость течения времени - то нежная, яркая, то запыленно потускневшая трава-мурава. От нее что ли, всепроникающей травы-муравы, этот особый волнующий летний запах малых городов, милый сердцу, почему-то утешающий. А в Ефремове еще и стойкий при ветерке запах множества фруктовых садов, запах яблок.

Долго нам с двумя местными краеведами пришлось поплутать, прежде чем мы отыскали квартиру Арсения Бунина (Маргарита Евгеньевна, торопясь дать мне адрес брата, писала по памяти и напутала, впопыхах переставив местами номера дома и квартиры). А когда мы, наконец, нашли и то и другое, оказалось, что Арсений Евгеньевич с женой уехали на неделю к родне, куда-то в воронежские края. Обидно, конечно, но что поделаешь. Кого-нибудь из сыновей его, живущих отдельно, решили поискать вечером, а покуда Дмитрий Степанович Поволяев, директор районной библиотеки, предложил сходить на старое ефремовское кладбище, где похоронены мать Бунина, брат Евгений, жена брата. И мы опять пошли каким-то долгим кружным путем (а другого пути и не было!), на котором текло свое собственное долгое время. По криволинейной улице снова, иной раз перекипая тяжелыми ветвями за изгородь, текли-тянулись сады, сады, и немало заброшенных, затененных, темнеющих в глубине своей. Рядом с одним из них, не заброшенным даже, а каком-то дремучем, бойкий малый в комбинезоне торговал вишневым деревом, сплошь усыпанным сладостно темнеющими ягодами. Покупателей было двое, тоже молодые, муж и жена, наверное. Он в желтой майке, она в синем ситцевом платье, очень миловидная. Из долетающего разговора я понял, что хозяин торопится и продает им за пол-литра водки все дерево целиком, мол по рукам и обирайте сами. За этим мимолетным торгом вишенья тоже чудилось счастливое с ленцой течение летнего времени.

Старое кладбище, давно закрытое, как бы и существовать уже перестало. Многие могилы утратили форму, превратившись в зеленые бугорки неопределенных очертаний, слились с другими бугорками. Возникла зеленая, слегка волнистая, неровная поверхность, идя по которой нет-нет да и споткнешься. А издали, когда обернешься, увидишь печально остановившиеся зеленые волны. Судя по всему, их скоро выровняют. Может быть, здесь возникнет городская окраинная роща? А на вершине холма, говорят, поднимется новая ретрансляционная телевизионная вышка. Кое-где виднеются опрокинутые надгробья. Несколько надгробий стоят на своем месте: за этими могилами, видно, ухаживают родственники. В этом углу кладбища - только в этом - на каком-то странном, довольно большом холме дико, нестройно растут, пылают, поднявшись над блеклым неприятным бурьяном, болезненно-огненные, бархатистые и призрачнокрылые, кажется, никем не саженные цветы. Больше всего мальвы. А левее, в достаточном отдалении от этого холма - особняком три плиты в одной железной ограде, давно уж не крашенной, слегка поржавевшей в разных местах, особенно на стыках. "Вот здесь, - говорит Дмитрий Степанович, - и воссозданы могилы родных Бунина, к столетию со дня его рождения. Вообще они находились в других местах. Мать, Людмила Александровна, урожденная Чубарова, похоронена была отдельно. Но старые могилы затерялись".

На плитах надписи: "Бунин Евгений Алексеевич. Брат русского писателя И. А. Бунина". И годы жизни: 1858-1932. "Бунина Анастасия Карловна. Жена брата писателя" (годы жизни не проставлены). "Бунина Людмила Александровна. Мать писателя Бунина". И ее годы жизни: 1836-1910. "Иван Алексеевич, как помните, - продолжил Поволяев, - уехал из Ефремова за несколько дней до кончины матери. Не мог переносить картину смерти, да еще такого близкого человека. Родные знали эту особенность Ивана Алексеевича. Мать сама попросила его уехать... Уехал, обещал матери приезжать на ее могилу. Бывал ли когда-нибудь, трудно сказать".

Бабореко рассказывал, что вскорости Бунин проезжал как будто неподалеку от этих мест, хотел завернуть в Ефремов специально, чтобы навестить могилу матери, но так и не завернул.

"Многие старожилы ефремовские, - заметил Дмитрий Степанович, - или, как раньше произносили здесь, "офремовские", осуждали Бунина за это. Да и офремовские ли только! А можно ли осуждать? Живой образ матери всегда был с ним. Кому он еще был чувственно ближе, чем ему! Мать, сказывают, в годы его отрочества молилась Богу, чтобы у Ванички поубавилось впечатлительности. Я, конечно, Ивана Алексеевича не оправдываю, но и осуждать не берусь".

Какие поступки, какую жизнь можно считать оправданной? - подумал я, слушая рассуждения Поволяева. Вера Николаевна, жена писателя, вспоминала, что он почти никогда не говорил о матери вслух. Эта память была сокровенной. Об отце говорил, вспоминал, что он был отменным рассказчиком, вспоминал прямоту его характера и то, как он любил повторять: "Я не червонец, чтобы всем нравиться". А о матери не говорил. На память пришла одна бунинская запись: "Еще вспоминается, а может быть, это мне и рассказывала мать, что я иногда, когда она сидела с гостями, вызывал ее, маня пальчиком, чтобы она дала мне грудь, - она очень долго кормила меня, не в пример другим детям". Он ведь и мать, и позже Веру Николаевну считал неотъемлемой частью своей жизни. Оттого, вероятно, ни одного посвящения жене в его сочинениях не встретишь.

Коротко переговариваясь, выясняя что-то для себя, мы не спешили покинуть это странное пустынное пространство разоренной памяти. В это время к нам подошли двое, судя по всему, приезжие: сухощавый, седой, дотемна загорелый мужчина лет пятидесяти-пятидесяти пяти, в берете, с фотоаппаратом, и молодая, высокая - на голову выше своего спутника - женщина. Молча стали слушать.

"Между прочим, с датой смерти Евгения Алексеевича вышла путаница, - заметил Поволяев, - видите на плите - тридцать второй год. Во второй книге бунинского тома "Литературного наследства" эта же дата обозначена тридцать пятым годом. Между тем Евгений Алексеевич Бунин скончался 21 ноября 1933 года. Запись акта о смерти №949 от 23 ноября 1933 года, где записано, что умер он от старческой дряхлости. Рассказывали, что умер на улице. Куда-то шел и почувствовал себя плохо, изнемог. Наверное, с ним было то, что сейчас называют сердечной недостаточностью".

Я вспомнил, что в то время, в тридцать третьем году как раз протекали радостные для Ивана Бунина его нобелевские дни. 9 ноября в Грасс, где он жил, прилетело сообщение о присуждении ему Нобелевской премии. И завертелось, зашумело, заискрилось вокруг него нечто, никогда не бывавшее в его жизни: поздравительные телефонные звонки из Стокгольма, из Парижа, из многих городов, поздравительные телеграммы, интервью и бесконечные его портреты в газетах, выступления по радио, съемки для кинематографа, грандиозные обеды и вечера в его честь. Что он делал 21 ноября, почувствовал ли хоть смутно несчастье, смерть брата в далеком русском городе? Потом декабрь, и волнующая поездка в Швецию, в Стокгольм.

Поволяев, продолжая рассказывать о Евгении Алексеевиче и отвечая на какой-то вопрос незнакомого мужчины в берете, заметил, что старший брат писателя был одаренным художником-портретистом. Иван в отрочестве тоже одно время страстно желал стать художником, рисовал акварели, наблюдал небесные цвета и оттенки в разные часы дня и при разной погоде, стремился ничего не упустить, запечатлеть. Но семью накрыла грозная тень разорения. На глазах будущего писателя один из старших братьев - Евгений совсем не по собственной воле, а по воле обстоятельств стал жить почти мужицкой жизнью. Ученик профессора Мясоедова, оставив живопись, он с головой ушел в хозяйство, всеми силами пытаясь поправить положение семьи. Занимался земледелием, торговлей (в одно время завел лавку), с мужицкой бережливостью и упорством собирал состояние, но все-таки не вытянул. Жизнь обвально разрушила все планы и надежды. "Он и литературно одаренным был человеком, - говорил Поволяев, - в высшей степени наблюдательным, чутким к разговорной речи, памятливым на слово... В последние годы работал учителем рисования в школе".

И увиделась смерть старика-художника под открытым небом в холодном, продутом осенним ветром, захолустном ноябрьском Ефремове: безвольно осевшее тело, прозрачно светлый, остекленевший взгляд.

После него осталась тетрадь в картонном переплете - воспоминания, написанные карандашом и чернилами, "Раскопки далекой темной старины": "Пишу исключительно для брата своего Вани, - как бы оправдываясь перед кем-то, сообщает Евгений Алексеевич, - касаюсь его детства и юности, а также своей молодой, незатейливой и мало чем интересной жизни. Мое детство и молодость прошли в захолустных, заросших хлебами и бурьянами хуторах моего отца..."

Многое услышал писатель от своего брата, прекрасного рассказчика и знатока деревни, помнившего множество случаев, бывших в действительности. В бунинских записях периода работы над повестью "Деревня" можно прочесть о прототипах Молодой и Родьки: "Евгений остался с нами и чудесно рассказывал о Доньке Симановой и о ее муже. Худой, сильный, как обезьяна, жестокий, спокойный, "Вы шо говорите?" И кнутом так перевьет, что она вся винтом изовьется. Спит на спине, лицо важное и мрачное". Все это находим и в "Деревне".

Нет, не только о превратностях судьбы, не только о безжалостных поворотах и обрывах российской жизни думал я, уходя со старого, почти исчезнувшего ефремовского кладбища, но и о бунинской, несмотря ни на что, воле к творчеству, воле к жизни, к аскетизму, к преодолению родовых слабостей, той же беспечности.

На обратном пути постепенно разговор зашел о том, чтобы проводить в Ефремове Бунинские вечера. "В Ельце, - заметил я, - проводят же в бывшей гимназии, где он учился, Бунинские чтения. А в Ефремове в самый раз были бы Бунинские вечера, с чтением его стихов и прозы, с выступлениями писателей, ученых, учителей русского языка и литературы, с музицированием, с исполнением народных песен, музыки Сергея Васильевича Рахманинова, с которым он был дружен, со всем тем, что согревает жизнь в провинции. Да и мало ли еще что может прозвучать на этих вечерах, например, проза Чехова, Льва Толстого..." Дмитрий Степанович и другой "офремовский" старожил Иван Васильевич Тюрин горячо поддержали эту идею, тем более, что это, по их мнению, вдохнуло бы жизнь в дом Буниных в Ефремове, который давно уже реставрировался, много раз переделывался и все еще к этому времени не был открыт. Один лишь Роман Матвеевич Островский, давний мой знакомый, бывший когда-то в Туле библиотекарем, почему-то засомневался:

А получатся ли такие вечера? Не узко ли? Может быть, как-то пошире взять, не одному Бунину посвящать. Я, к примеру, признаюсь, не очень-то Бунина люблю. Куприн, к примеру, совсем другое дело!

Роман Матвеевич - невысокий, кареглазый, горячий, подвижный, с крутым, слегка засеребрившимся чубом, набегающим на лоб. Очень энергичный.

Да, да, вспоминаю, ты и в письмах мне это писал, - подтвердил я, - но ведь с Ефремовом связан Бунин, а не Куприн. Не понимаю твоей логики.

Роман Матвеевич, ну и чудак же ты! - добродушно воскликнул Тюрин. - Давай и Куприна в Бунинские вечера включим. С превеликим удовольствием! Иван Алексеевич только порадовался бы.

Нет, нет, лучше все-таки не называть так, - упорно повторял тот.

Зная некоторые особенности характера Романа Матвеевича, я как бы между прочим заметил, что Бунина высоко ценили не только его выдающиеся современники в России, но и такие корифеи западной культуры, как Томас Манн, Ромен Роллан, Райнер Мария Рильке... Ромен Роллан, прочтя Бунина, воскликнул: "Какой гениальный художник! И, несмотря ни на что, о каком новом возрождении русской литературы он свидетельствует". А Томас Манн написал, что рассказ "Господин из Сан-Франциско" по своей нравственной мощи и строгой пластичности может быть поставлен рядом с "Поликушкой" и "Смертью Ивана Ильича" Толстого. Он же выразил свое восхищение проникновенностью "Митиной любви", отметив, что в этой повести Бунина сказалась "несравненная эпическая традиция и культура его страны".

Да-а! А я и не знал, - удивленно протянул Роман Матвеевич и словно бы смягчился.

А какой неизъяснимой красотой и свежестью слога дышит его перевод "Песни о Гайавате" Генри Лонгфелло, - добавил я.

Ну, хорошо, - мрачновато заметил он. - Можно по крайности назвать эти встречи "Ефремовскими литературными вечерами". Это я поддержал бы, как говорится, за милую душу. И другие, думаю, поддержат.

Разговор о Бунинских вечерах длился, и в нем уже принимали участие те двое незнакомцев, что подошли к нам на кладбище. Так заинтересованно говорили, как будто именно Бунин привел их из Москвы в ефремовские места. Они оказались сотрудниками московского "Планетария", охотниками за здешними "синими камнями". Исходили, исколесили многие сотни верст срединной России. Мужчина в берете, с темным лицом, как бы иссеченным солнечным ветром, обдутый дорожной пылью, полевым духом. При этом у него странные, неподвижные, какие-то зачарованные глаза. Его спутница высокая, луноликая, оживленно говорящая. Они оба одержимы тягой поиска древних каменных астрономических ориентиров и даже, возможно, целых обсерваторий - так им мерещится! - в районе Куликова Поля, Красивой Мечи, многих районов подстепья, захватывающих орловские, курские, воронежские земли. В Ефремов они приехали, проскитавшись, кажется, недели три в Орловской и Курской областях. Каменные глыбы, притягивающие их пристальное внимание, - разных размеров и обрели за многие века неопределенные очертания. Глыбы и глыбы, мимо которых тысячу раз пройдешь и проедешь, не обратив на них никакого внимания. А между тем некоторые из них отмечены особыми признаками, и взгляд естествоиспытателя находит в них разного рода отметины, желоба, отверстия, иной раз сквозные, - следы некогда существовавшей явной связи древних людей с движением дневного светила и расположением звезд в ночном небе. Эти прикосновения к древней жизни, разгадывания ее тайн, одухотворение ее - совершенно лишают некоторые впечатлительные натуры покоя, бросают из одного места в другое, постоянно влекут в дорогу. След древней, оживающей под лучом мысли и начинающей теплотворно мерцать жизни одурманивает, тонко опьяняет душу сладкой мукой проницания в неизведанное. След этот, оказывается, никуда не исчезал, а лишь таился в тысячелетней повседневности и вдруг возник с резкой очевидностью своего присутствия в настоящем. Чудо! Вовсе это не хитроумные проделки ветровой вольницы, это дело рук человеческих, невыразимо далекое, но бесконечно родственное нашему духу. Народное зрение тоже отметило именно эти камни, назвав их "синими", хотя обычно они вовсе не синие, а скорее какого-то грязно-песочного цвета или серовато-сизого. Однако после дождя на некоторое время, пока не просохнут, влажные камни становятся голубоватыми, приобретают неясный синий оттенок.

Охотники за синими камнями оживленно заговорили с нами о Бунине, которого они оба любили. Их не по возрасту быстрая, точно отроческая, отзывчивость, некоторая отрешенность и деловитая подвижность, - все вместе неожиданно и прочно соединилось с нашими размышлениями и заботами по поводу устроительства Бунинских вечеров в Ефремове. Случайная встреча. Разговор на долгой кривой улице, утопающей в старых разросшихся садах. Скорее всего, завтра рано утром они отправятся дальше, за своими синими камнями. И в нашей жизни, значит, не перевелись странники. Так это нужно для полноты самой жизни, для ее прочности, свежести, земного разнообразия. Примечал ли Бунин эти самые скрытные синие камни, едучи проселочными дорогами промеж хуторов и деревень? Видел ли их меняющийся цвет после дождя или осевшего тумана? Знал ли их истинный смысл? Он ведь страстно любил путешествовать, отыскивать, ощущать след древней жизни. В отрочестве одно время изучал таинственную ночную жизнь. И всегда был бесчисленными нитями - зреньем, чувством, мыслью - связан с глубинами мерцающего звездным светом округло открытого неба.

Вечером я решил навестить кого-нибудь из младших Буниных, внуков Евгения Алексеевича. И опять меня подивило, что никто из старожилов-краеведов, даже такой дотошный как Поволяев, хранящий в памяти множество подробностей из ефремовской жизни, не знает в точности ни сколько внуков у Евгения Алексеевича, ни где они живут. Вспомнили про Агриппину Петровну Крюкову, старую активистку, работавшую в 30-х годах так называемым женорганизатором на ефремовских стройках, тетку жены Арсения Евгеньевича. Она обрадовалась нам, оказалось, знала когда-то моего отца. Рассказала, что Арсений Евгеньевич воевал, а после войны многие годы работал электросварщиком на заводе, что жену его зовут Анной Яковлевной, что детей у них трое. Дочь Татьяна, по мужу Родионова. И сыновья - Владимир и Михаил. Все они здесь родились, выросли, выучились. Владимир работает мастером в цехе контрольно-измерительных приборов на заводе синтетического каучука. Михаил - на химзаводе. Здесь, в Ефремове, и разветвилось бунинское древо: у Владимира Арсеньевича - пятнадцатилетний сын Володя. У Татьяны Арсеньевны - двухгодовалый Сережа.

Агриппина Петровна давно уж на пенсии. Но у нее по-прежнему стрижка тридцатых годов, короткие прямые волосы. Крупные черты лица. Не по-женски резковатые движения. Короткая и четкая фраза. Определенность, ясность памяти. И не утраченная, несмотря на возраст, энергия интереса к происходящему.

Адреса младших Буниных она продиктовала по памяти, четко, ни разу не сбившись.

К Владимиру Арсеньевичу Бунину явился я довольно поздно, часам к девяти вечера. Так вышло: несколько раз перемещались из конца в конец Ефремова. Обедали дома у Романа Матвеевича, того самого, который Куприна предпочитает Бунину. Живут они с женой в четырехэтажном блочном доме, выходящем на проезжую дорогу, на верхнем этаже. Стены в подъезде исцарапаны разными надписями. Лестничные пролеты давно не знали уборки. Белесая пыль лежит пухлым слоем. Ноги слегка утопают в ней. А переступишь порог квартиры, от самого порога - чистота и опрятность. Вслед за хозяином, сразу снимаешь обувь. Так, в носках и беседовали-обедали. В углу пустоватой гостиной стоит накрытый темным платом самогонный аппарат. Пили сливянку и кислое яблочное вино собственного изготовления.

Наступил сонный летний вечер, повеяло легкой прохладой. Темнеть стало. Фонари зажглись. Автобусы реже ходить стали.

Когда Владимир Арсеньевич открыл мне дверь, я невольно улыбнулся: уж очень знакомым показалось мне его приятное лицо. Я назвался и сказал, что адрес мне дала Агриппина Петровна. Тут и он улыбнулся, пригласил зайти в комнаты.

Они были вдвоем с женой Верой Михайловной. Сын Володя находился в летнем лагере. Гостей они не ожидали, тем более поздних. Но одеты были опрятно, просто, даже с едва уловимым изяществом. Похоже, бунинская родовая черта. И во всем приятная, легко очерченная естественность. И книги - довольно много книг - живо стоят на полках, поднимающихся высоко. На столике возле полок такое расположение предметов - книг, бумаг, - будто это скромный рабочий стол человека пишущего, любящего слово. Во всяком случае, можно представить, что за ним работает прозаик. И вещи вокруг организуются так, что придают пространству располагающую к размышлениям тихость. Вера Михайловна, тотчас как я вошел, выключила телевизор. И разговор пошел естественно, без всякого нажима.

Библиотека у вас, вижу, не случайно подобранная. И, похоже, давно собираете.

Давно. И я, и Вера, оба интересуемся. По возможности приобретаем.

А книг Ивана Алексеевича у вас много?

Есть некоторые издания, но далеко не все. Хотелось бы иметь, конечно. Но знаете, как сейчас с книгами, как доставать их. Мы ведь с Верой далеки от этого, в книжном магазине знакомых нет, я - на заводе, она в аптеке работает.

Почему-то мне захотелось без обиняков, напрямик спросить, любите ли вы писателя Бунина? Но я, разумеется, сдержал себя. Да и какое я имел право так вопрошать, даже мысленно, внучатого племянника Ивана Бунина, тоже Бунина! Эта мысль, наверное, не могла бы и придти мне в голову, не будь сегодняшних дневных споров-разговоров о том, какие все-таки проводить вечера в Ефремове, Бунинские или как-то иначе названные. Владимир Арсеньевич смотрел на меня серьезными светлыми - на миг неясно улыбнувшимися глазами, в которых осветилось глубокое однозначное отношение к своему великому родственнику, интерес к его художественному, а может быть, и духовному миру. Интерес, как я понял из нашей дальнейшей беседы, далеко еще не удовлетворенный.

Сохранились ли у вас в семье редкие фотографии, связанные с Иваном Алексеевичем?

Не знаю, насколько они редкие. Но много фотографий привозил дядя Коля.

Николай Иосифович Ласкаржевский?

Да. Некоторые из них он отдал моему отцу... Отцу и его сестре, тетке моей, многое пришлось вынести. Дед мой умер в голодное время. В последние годы жизни, чтобы прокормить семью, рисовал портреты разных влиятельных людей города.

Владимир Арсеньевич с большим уважением и, может быть, даже с нежностью говорит об Агриппине Петровне, которая, очевидно, принимала немалое участие в его воспитании. Сейчас ему тридцать пять лет, брату Михаилу тридцать три. Вспоминает бабку, но не Настасью Карловну, а Наталью Петровну, истинную мать отца, крестьянку, прожившую всю жизнь в деревне и похороненную километрах в тридцати от Ефремова. У нее потом была своя семья и, кажется, были дети не только от Евгения Алексеевича. Тут в моей памяти непроизвольно стали всплывать какие-то места из его воспоминаний: деревня Новоселки... Сам Евгений Алексеевич, художник и хороший гармонист, и потому - частый гость на свадьбах, "свадебных беседах", как называли песенные игры и обыгрывания на девишниках, на свадебных пирах. Молодая крестьянка, его зазноба, выбегает к нему из звенящей песнями жаркой избы на осенний холод. Он ее ловит. Она прижимается к нему, манит в избу, шепчет: "Приходи... Мы тебя обыграем". Может быть, это вовсе не Наталья Петровна. С ней Евгений Алексеевич, судя по всему, встретился позже. Но какая-то сшивающая нить здесь мерцает, как-то связывает эти игрища в моем сознании с более поздней встречей, с появлением на белый свет внебрачных детей Евгения Алексеевича - Арсения и Маргариты. Владимир Арсеньевич хорошо помнит, как отец несколько раз возил их, детей, в деревню к своей настоящей матери, которую любил. Так глубоко и неуследимо разветвлен, распылен в русской почве бунинский род.

Я спросил Владимира Арсеньевича о сыне, пятнадцатилетнем Володе, есть ли у него склонности к литературе, к художеству.

Он любит рисовать и наблюдательный, - сказал Владимир Арсеньевич, - но наклонности пока еще неопределенные, неизвестно, куда натура потянет и куда жизнь повернет.

Род Буниных, известно, богат талантами, - заметил я, - и до Ивана Алексеевича они были, значит и еще будут.

Хорошо бы, - как-то по-детски открываясь, сказал он. - Будем надеяться.

В нем и самом чувствовались какие-то еще нераскрывшиеся возможности, какой-то непроросший еще корешок.

Знаете, - заметил я, - жаль, что вы далеки от ефремовских краеведов. Они даже адреса вашего не знали. Если бы не Агриппина Петровна, может, мы в этот раз и не встретились бы. А в другой бы раз разминулись, как сегодня с вашим отцом.

Но никто из них не обращался к нам. А без этого неловко как-то, да и зачем? Может быть, мы им вовсе не нужны...

Что значит - не нужны! Дом Буниных, который реставрируют, дом вашего родного деда. И отец ваш в нем жил. Вы это лучше меня знаете, а говорите: "Не нужны".

Я говорю, может быть, не нужны, раз не обращаются. Вот если бы дядя Коля здесь жил, он уж, конечно бы, всех растормошил, но он стар и живет в Бобруйске...

Вера Михайловна во время нашего разговора почти все время молчала. Но не отсутствующе молчала, а как бы молча принимала участие в беседе, сочувственно откликаясь в ряде случаев. Милая, деликатная, светловолосая женщина. В атмосфере дома ощущалась ровность коренных характеров подстепья - есть ведь издавна немало и таких характеров в подстепье, не склонных к угрюмству, к вспыльчивости, к разгулу, напротив располагающих к долгой дружбе, к сердечным беседам. Может быть, я ошибался, делая слишком поспешные выводы о ровности характеров моих новых знакомых. Но расположение вещей в квартире тоже несло отпечаток ровности характера их хозяев - это не могло обмануть и оставило во мне приятное впечатление. Мягкий свет торшера. Окно, распахнутое в теплую шелестящую ночь подстепья, с возникающими редкими, как глубокий вздох, дуновеньями.

Владимир Арсеньевич вызвался меня проводить, чтобы кратчайшим путем вывести к гостинице. Высокий, хорошо сложенный, подтянутый - бунинская стать. И лицо характерное, отдаленно напоминающее Ивана Алексеевича, потому и показалось с первых минут знакомым. Движения сдержанные и одновременно легкие. И вообще легок на подъем. И на ходу легок, красив. По дороге я почувствовал его неожиданное оживление. Да и сам ощутил приподнятость настроения, что-то беспричинно радующее, освобожденное. Воздух легкий, сухой, теплый овевал ночь, касался-не касался лица.

Мне сейчас увиделся молодой Бунин, - сказал я. - Он тогда был намного моложе вас и не намного старше вашего Володи. Жил напряженной, тонкой духовной жизнью. Чувствовал, что где-то неподалеку, досягаемо живет, мыслит Лев Толстой. Это не давало ему покоя. И вот однажды он страстно захотел поехать к Толстому и с великой откровенностью поговорить с ним. Из своего захолустья, горяча лошадь, помчался, полетел в Ясную Поляну. Но по дороге одумался, его охватил страх перед Толстым, что он сможет сказать великому человеку? Доскакал только до Ефремова и осекся, ощутил невозможность войти во вселенную Льва Толстого, повернул назад. Домой однако возвращаться было поздно, и он провел ночь в Ефремове, на скамейке в каком-то сквере. Возможно, ночь была такой же теплой, с легкими дуновениями, волнующая полнотой жизни.

Его нелегко понять, - сказал Владимир Арсеньевич. - Но я все больше думаю о нем как о родном человеке, хочу понять свое родное в нем.

Он вывел меня из темноты на освещенную улицу, метрах в ста от гостиницы. Мы простились. На миг я ощутил в своей ладони его крепкую, определенную, легкую руку, снова почувствовал доброту его натуры и подумал, что такая рука не будет пухлой и в пятьдесят лет, и в шестьдесят. Она скорее склонна к сухости, выносливости - признак долголетия. И еще в нем смутно ощутим был мягкий, не бросающийся в глаза юмор. Многие, хорошо знавшие Ивана Алексеевича, отмечали и в нем прирожденный юмор и даже лицедейство во время дружеских бесед. Но, вот странное дело, в сочинения Бунина этот природный юмор почти совсем не проник. Трагические черты наблюдаемой жизни, сам дух ее не давал возможности проявлению этих качеств в его сочинительстве. Здесь юмор для Бунина был как бы неуместен. Во всяком случае, так можно предположить.

В коридоре маленькой гостиницы я вновь столкнулся с седовласым звездочетом из Москвы. Мы обрадовались друг другу, как старые знакомые. Он сказал, что останутся в Ефремове еще на день-другой: синоптики обещают временами небольшие дожди. Выпадет удачная возможность отснять загадочные камни на цветную пленку. Я спросил, не смогу ли я поехать с ними. Он утвердительно кивнул головой. А потом заговорил о том, что они, занимаясь выявлением древних астрономических знаков на территории России, много неожиданного открывают для себя во глубине ее. От места многое зависит. Вот в Ефремове для них по-новому Бунин открылся.

Ночью я долго не спал, переживая некое видение сквозь сон: созерцание кажущейся ночной неподвижности. Хотелось еще хоть сколько-то побыть под открытым тишайшим великолепным звездным небом. Самое прекрасное и драгоценное в малых бедных российских городах - это, конечно же, ночное небо над ними в ясную погоду. Такого не увидишь в больших и гигантских городах с их ломаной небесной линией. Я вышел из гостиницы и пошел посмотреть на Красивую Мечь ночью. Она, сияя, недвижно текла-стремилась в лунном свете, зачарованно и пустынно. И мы с Владимиром Арсеньевичем, только что шедшие по темным закоулкам, и молодой Иван Бунин, ночующий в каком-то ефремовском сквере, переживающий Льва Толстого, как некое космическое явление, испытывающий страх и восхищение перед его личностью, и охотники за синими камнями - все вдруг оказалось на одной плоскости существования. До невозможности ощутимо.

О чем думал Иван Бунин в ночном уездном Ефремове, на холодной скамейке, под открытым небом? Что прозревала в одиночестве его душа, склонная к созерцательности, почти никому тогда неведомая, затерянная в глубине российского захолустья? Природа-мать, словно бы наблюдая постепенное разрушение родового древа (одного из многих), дала ему, Ивану Бунину, великое зрение как бы для того, чтобы он ощутил, воссоздал это древо во всей его полноте и разветвленности. Бунин с редкостным тщанием собрал в своей душе все это исчезающее и исчезнувшее и запечатлел в трепещущей, живущей, переливающейся всеми незахватанными красочными словами бунинской прозе-поэзии, принимающей во времени особый, драгоценный оттенок самого письма, равно изысканного и предметного. Запечатлел в желании вечной жизни и в неприятии исчезновения.

Владимир Лазарев

Что вы знаете о личной жизни Ивана Бунина? Читайте все подробности и тайны личной жизни поэта в этой статье.
10 декабря 1933 года в Швеции проходила церемония вручения Нобелевской премии. Этот день стал в некотором роде сенсацией. Впервые награду по литературе из рук короля Густава V получал русский писатель Иван Бунин. Радость признания заслуг гения разделили и жена, и любовница, поднявшись вместе с ним на сцену.

Любовь всегда была двигателем для творчества Бунина, именно под воздействием сильнейших чувств родились его лучшие произведения. Кем же были эти женщины, ставшие его музами на разных этапах его непростой жизни?

Варвара Пащенко – первая любовь и гражданская жена Бунина

Газета «Орловский вестник» стала первым местом работы юного Ивана. Ему было всего 19 лет, но он был известен её издателям. Дело в том, что Бунин уже несколько лет пробовал свои литературные силы, отправляя свои стихи и рассказы в журналы Москвы и Санкт-Петербурга, их печатали, к ним благосклонно относились критики. Публиковали его и в «Орловском вестнике». Газета считалась передовой, статьи всегда были на злобу дня, а в литературный раздел требовалась «новая кровь». Издатель Надежда Семёнова лично заметила талантливого молодого человека и пригласила его на должность помощника редактора.

В газете Бунин познакомился с Варварой Пащенко, работавшей там же корректором. Её отец был известным в городе врачом (ранее он даже владел оперным театром в Харькове) и протестовал против брака с бедным и бесперспективным, на его взгляд, автором. Варя и Иван стали жить тайно, не обвенчавшись. Их отношения длились около пяти лет, они то расставались, то снова сходились. В конечном итоге Варвара ушла к другу Бунина – писателю и актёру Арсению Бибикову. Он родился в богатой дворянской семье и не испытывал материальных проблем, так омрачавших семейную жизнь Вари и Ивана. К тому времени отец девушки сменил гнев на милость и дал своё благословение на брак с Буниным, но этот факт она скрыла, предпочтя более обеспеченного мужа.

Переживания Ивана нашли отражение в автобиографической книге «Жизнь Арсеньева», прототипом Лики стала Варвара.

Анна Цакни – греческая красавица, вызвавшая «солнечный удар»

Через некоторое время, слегка оправившись от переживаний, связанных с уходом Варвары, Бунин едет в Одессу – на дачу к своему новому знакомому поэту и драматургу Александру Фёдорову. Фёдоров дружит с греком Николаем Цакни, человеком, недавно купившим газету «Южное обозрение». Издание пока убыточно и отчаянно нуждается в известных авторах и компетентных редакторах. Фёдоров проталкивает кандидатуру Ивана на вакансию второго редактора. Бунин готов работать и вложить все свои умения, но, забегая вперёд, скажем, что ни он не стал официальным сотрудником газеты, ни издание так и не вышло на окупаемость. Зато Иван встретил новую любовь – молодую красавицу Анну, дочь Цакни.

Анна Цакни

Увидев девушку впервые, он был так поражён ослепительной внешностью, что в дальнейшем, вспоминая Аню, называл её не иначе как «солнечный удар» (впоследствии он создаст знаменитое одноименное произведение). Вспыхнувшее чувство сразило Бунина наповал – предложение он сделал через несколько дней после знакомства.

Цакни была богата и избалована поклонниками, но на брак согласилась. Вряд ли она любила писателя, скорее всего, чувствовала силу его незаурядной личности и таланта. Большая разница в возрасте (10 лет) и интеллекте разрушила союз очень быстро.

Острый на язык Бунин спустя годы напишет: «Она глуповата и неразвита, как щенок». Брак распался через 1,5 года, Анна ушла, будучи беременной, к Александру Дерибасу – потомку знаменитого основателя Одессы Иосифа Дерибаса. С единственным ребёнком Бунину практически не давали видеться родители жены, мальчик Коля умер от болезни, не дожив до пятилетнего возраста. Писатель очень страдал из-за разбитой семьи и даже пытался покончить жизнь самоубийством. Анне он посвятит стихотворение «Ты чужая…». Фото сына он будет носить в кармане до своего последнего дня.

Вера Муромцева – женщина Бунина, ставшая ангелом-хранителем

На долю этой женщины выпало столько испытаний, что мало кому под силу пережить подобное. Вера имела дворянское происхождение, была прекрасно образована, знала четыре иностранных языка и имела склонность к научно-исследовательской работе. Знакомство состоялось 04 ноября 1906 г. во время литературного вечера, проводимого писателем Борисом Зайцевым. Бунин покорил далёкую от романтических воздыханий Муромцеву с первой строчки своих стихов. Он уже был достаточно известен, но по-прежнему не был богат. Снова высокопоставленные родители невесты были против брака. К тому же Анна Цакни, живя с другим мужчиной, не давала развод вплоть до 1922 года!

Вера Муромцева

Любил ли Бунин Веру? После страданий, вызванных браком с греческой красавицей, он поклялся больше никогда не жениться. Муромцева стала ему, в первую очередь, надёжным и верным другом, помощником и редактором, а также человеком, взявшим на себя все бытовые вопросы.

Их объединяли общие интересы, им всегда было о чём поговорить. Они много путешествовали, оба не приняли революцию, уехав сначала в Одессу, затем в Стамбул (в то время в Константинополь), потом во Францию. Вера бросила занятия любимой химией, т.к. Бунин решил, что она будет заниматься переводами, и у каждого будет своё занятие, не мешающее другому.

После развода с Цакни, уже живя в эмиграции, в 1922 году они всё же обвенчались. Чувства Муромцевой и её ежедневную заботу Бунин воспринимал как должное. А когда его спросили, любит ли он свою супругу, он ответил в своей язвительной манере: «Любить Веру? Это всё равно, что любить свою руку или ногу». Вскоре писатель встретит новую любовь, ставшей роковой для всех участников событий.

Любовный многогранник в жизни Ивана Бунина

Летом 1926 года Бунин, гуляя по пляжу со своим приятелем Михаилом Гофманом, познакомился с молодой семейной парой – тоже эмигрантами из России. Галина Кузнецова была начинающим писателем, довольно дружелюбно воспринимаемым критиками и регулярно печатавшимся в различных изданиях. Муж Дмитрий, будучи бывшим белым офицером, пробовал себя в качестве юриста, но клиенты находились крайне редко. В конечном итоге он стал работать таксистом, денег в семье не хватало.

Юная Галя (ей только исполнилось 26 лет), вращавшаяся в литературных кругах, была очарована маститым и известным писателем. А Бунин решил, что это и есть та самая любовь, которая теперь уже на всю жизнь. Они начали встречаться. Если Вера Муромцева ещё старалась закрывать глаза на частые отлучки мужа из дома, то Дмитрий терпеть такое положение дел не стал. Галина ушла от него и сняла квартиру в Париже. Бунин приезжал к ней из Грасса всё чаще.

Галина Кузнецова

В конечном итоге 56-летний писатель принял решение поселить Галину Кузнецову у себя дома. Вере он объявил, что это его ученица, и он будет её наставником в литературе. Если жена видела выходящую утром из спальни мэтра Галю, он беззастенчиво говорил, что они всю ночь работали. Муромцева же считала, что не имеет права запрещать Ивану любить того, кого он хочет. Эмигрантская среда бурлила от негодования, сплетники утверждали, что Бунин сошёл с ума на старости лет, но больше всего осуждали Веру, которая смирилась с недвусмысленной ситуацией.

Справедливости ради отметим, что Бунин сжёг свои записи этого периода, а Галина в своём «Грасском дневнике» об интимных моментах не пишет. Своими произведениями в этот промежуток времени она не занимается: переписывает черновики «Жизни Арсеньева», исполняет все поручения мэтра, ведёт его переписку, принимает гостей, если дома нет Веры.

Тем не менее, Галя первое время считала, что Бунин разведётся с немолодой женой, отношения с Муромцевой были очень натянутыми. Этот любовный союз длился 6 лет. Постепенно общение между женщинами стало дружеским, Вера стала играть роль матери для молодой писательницы и обезумевшего от любви мужа. Она утешала Галю, Кузнецова в виду отсутствия денег в «семье» делилась с ней своим гардеробом.

В 1929 году жизнь четы Буниных и Галины Кузнецовой становится ещё более напряжённой: в гости приезжает начинающий писатель Леонид Зуров и… остаётся навсегда. Что примечательно, Бунин сам его пригласил, обещал помочь с трудоустройством, но Зуров наскучил ему уже через недёлю, а выгнать было бы невежливо. Леонид талантлив, но психически не уравновешен, периодически ему требуется лечение. К тому же он влюбляется в Веру Муромцеву и всячески это проявляет. Вера значительно старше и не отвечает на его чувства, Зуров регулярно грозит самоубийством. Обстановка в доме накаляется до предела. Но что же это было – любовь между всеми соседями или вынужденное совместное проживание по причине отсутствия денег?

Все проживающие на вилле Буниных перебиваются случайными заработками. Писатель уже дважды номинировался на Нобелевскую премию, но не получил её, а как бы было здорово раздать все долги и покончить с финансовыми проблемами! Сегодня будет голосование в третий раз. Бунин уже не надеется стать лауреатом, поэтому, чтобы не сидеть в нервном напряжении дома, идёт с Галей в кино. Но досмотреть его им не дал Зуров, прибежавший сообщить радостную весть. В Стокгольм на церемонию Бунин едет с Верой и Галиной, Леонида решено оставить дома во избежание его психических срывов на публике.

На обратном пути Галина тяжело заболела, Бунин договорился со своим знакомым философом Фёдором Степуном, что он приютит её на время лечения в своём доме в Берлине. Там Кузнецова познакомилась с его сестрой – оперной певицей Маргаритой, которую все называли Маргой, и… влюбилась. Устав от эгоизма Бунина, неврастении Зурова и молчаливой терпимости Муромцевой, Галя поддалась влиянию и таланту новой раскрепощённой личности. По возвращению в «семью» началась бурная переписка. Примерно через год Марга приехала в гости, тут и стало ясно, что они не просто подружки. Отчаявшийся Бунин написал в своих воспоминаниях: «Я думал, придет какой-нибудь хлыщ со стеклянным пробором в волосах. А ее увела у меня баба…». Марга с Галиной уехали в Германию. Страдающий Бунин написал знаменитые «Тёмные аллеи».

Последние годы семейной жизни Бунина с женой и любовницей

Начавшаяся мировая война привела Маргу с Галей снова под крышу к Буниным в безопасный провинциальный Грасс. Теперь тут ещё жил секретарь Бахрах. Нобелевская премия была потрачена уже давно и очень быстро. Шесть человек жили впроголодь, перебиваясь случайными заработками. Окружающие воспринимали ситуацию ехидно. Писатель Василий Яновский, встречая Бунина, непременно спрашивал: “Как изволите поживать, Иван Алексеевич, в смысле сексуальном? – Вот дам между глаз, так узнаешь, – был ответ”.

Маргарита и Галина уехали только после войны, им удалось трудоустроиться в США в русском отделе ООН, до самой смерти они были вместе.

Бунин умер в 1953 году, так и не отправившись от потери Кузнецовой, после её отъезда он больше не мог творить, ограничиваясь публикациями воспоминаний и язвительными историями о знакомых писателях.

Верная Муромцева пережила его на 8 лет, получая после смерти Ивана пенсию из СССР как «вдова выдающегося русского писателя». Согласно завещанию, её похоронили в одной могиле с Буниным. Дни Веры скрашивал Леонид Зуров, унаследовавший впоследствии писательский архив четы. Зуров закончил свой земной путь в 1971 году в психиатрической клинике. А нам достались выдающиеся произведения великого русского писателя, написанные под влиянием невероятных любовных страстей.

Видео: История жизни и любви Ивана Бунина

Свою собственную биографию Бунин почти всегда и неизменно (автобиографии писаны им в разное время для разных издателей) начинает цитатой из "Гербовника дворянских родов": "Род Буниных происходит от Симеона Бутковского, мужа знатного, выехавшего в ХV в. из Польши к Великому Князю Василию Васильевичу. Правнук его Александр Лаврентьев сын Бунин служил по Владимиру и убит под Казанью. Все сие доказывается бумагами Воронежского Дворянского Депутатского Собрания о внесении рода Буниных в родословную книгу в VI часть, в число древнего дворянства" (цитируется по книге В.Н. Муромцевой-Буниной "Жизнь Бунина. Беседы с памятью").

"Рождение ни как не есть мое начало. Мое начало и в той непостижимой для меня тьме, в которой я был от зачатия до рождения, и в моем отце, в матери, в дедах, прадедах, пращурах, ибо ведь они тоже я, только в несколько иной форме: Не раз чувствовал я себя не только прежним собою, - ребенком, отроком, юношей, - но и своим отцом, дедом, пращуром; в свой срок кто-то должен и будет чувствовать себя - мною" (И. А. Бунин).

Отец, Алексей Николаевич Бунин

Отец, Алексей Николаевич, помещик Орловской и Тульской губернии был вспыльчивый, азартный, более всего любящий охоту и пение под гитару старинных романсов. В конце концов он, из-за пристрастия к вину и картам, растратил не только собственное наследство, но и состояние жены. Отец был на войне, волонтером, в крымской кампании, любил прихвастнуть знакомством с самим графом Толстым, тоже севастопольцем.

Но несмотря на эти пороки, его все очень любили за веселый нрав, щедрость, художественную одаренность. В его доме никогда никого не наказывали. Ваня рос, окруженный лаской и любовью. Мать проводила с ним все время и очень его баловала.

Мать, Людмила Александровна Бунина
урожденная Чубарова (1835-1910)

Мать Ивана Бунина была полной противоположностью мужу: кроткой, нежной и чувствительной натурой, воспитанной на лирике Пушкина и Жуковского и занималась, в первую очередь, воспитанием детей...

Вера Николаевна Муромцева, жена Бунина, вспоминает: "Мать его, Людмила Александровна, всегда говорила мне, что "Ваня с самого рождения отличался от остальных детей", что она всегда знала, что он будет "особенный", "ни у кого нет такой тонкой души, как у него": "В Воронеже он, моложе двух лет, ходил в соседний магазин за конфеткой. Его крестный, генерал Сипягин, уверял, что он будет большим человеком... генералом!"

Брат Юлий (1860-1921)

Старший брат Бунина - Юлий Алексеевич оказал большое влияние на формирование писателя. Он был для брата как бы домашним учителем. Иван Алексеевич писал о брате: "Он прошел со мной весь гимназический курс, занимался со мной языками, читал мне начатки психологии, философии, общественных и естественных наук; кроме того, мы без конца вели с ним разговоры о литературе".

Юлий поступил в университет, кончил курс, затем перешел еще на юридический, закончил гимназию с отличием. Ему прочили научную карьеру, но он увлекся другим: без конца читал Чернышевского и Добролюбова, сошелся с молодой оппозицией, вступил в революционно-демократическое движение, "ушел в народ" . Был арестован, отсидел некоторый срок, затем сослан в родные места.

Сестры Маша и Саша и брат Евгений (1858-1932)

Когда Ване было лет семь-восемь, на Рождество приехал из Москвы Юлий, уже окончивший математический факультет и учившийся на юридическом. Были приглашены гости, Алексей Николаевич пел под гитару, острил, всем было весело. Но в конце святок заболела Саша, младшая девочка, любимица всего дома. Спасти ее не удалось. Это так потрясло Ваню, что уже никогда у него не проходило жуткое изумление перед смертью. Вот как он сам записал об этом: "В тот февральский вечер, когда умерла Саша и я бежал по снежному двору в людскую сказать об этом, я на бегу все глядел в темное облачное небо, думая, что ее маленькая душа летит теперь туда. Во всем моем существе был какой-то остановившийся ужас, чувство внезапного совершившегося великого, непостижимого события". У Буниных еще было 2 дочки и 3 сына умерших в младенчестве.

С Машей Ваня тоже дружил, она была очень горячей, веселой девочкой, но тоже вспыльчивой, больше всех походила характером на отца, но была не в пример ему нервна, заносчива и, как и он, очень отходчива; и если они с братом ссорились, то ненадолго. Немного ревновала его к матери. "Любимчик!" - иронически называла его во время ссор" (В.Н. Муромцева).

Cредний брат Евгений, человек мягкий, "домашний" , без особых талантов, был отправлен отцом в военное училище и оставался вначале в Петербурге в полку.

Варвара Владимировна Пащенко (1870-1918)

В pедакции "Орловского вестника" Бунин познакомился с Ваpваpой Владимиpовной Пащенко, дочеpью елецкого вpача, pаботавшей коppектоpом. Его стpастная любовь к ней вpеменами омpачалась ссоpами. В 1891 году она вышла замуж, но бpак их не был узаконен, жили они не венчаясь, отец и мать не хотели выдавать дочь за нищего поэта. Юношеский pоман Бунина составил сюжетную основу пятой книги "Жизни Аpсеньева", выходившей отдельно под названием "Лика".

Многие пpедставляют себе Бунина сухим и холодным. В. Н. Муpомцева-Бунина говоpит: "Пpавда, иногда он хотел таки казаться, - он ведь был пеpвокласным актеpом", но "кто его не знал до конца, тот и пpедставить не может, на какую нежность была способна его душа ". Он был из тех, кто не пеpед каждым pаскpывался. Он отличался большой стpанностью своей натуpы. Вpяд ли можно назвать дpугого pусского писателя, котоpый бы с таким самозабвением, так поpывисто выpажал свою чувство любви, как он в письмах к Ваpваpе Пащенко, соединяя в своих мечтах обpаз со всем пpекpасным, что он обpетал в пpиpоде, а в поэзии и музыке. Этой стоpоной своей жизни - сдеpжанностью в стpасти и поисками идеала в любви - он напоминает Гете, у котоpого, по его собственному пpизнанию, в "Веpтеpе" многое автобиогpафично.

Анна Николаевна Цакни (1879-1963)

Анна была дочерью одесского грека, издателя и редактора "Южного обозрения" Николая Цакни. Грек приметил Бунина и его молодых друзей - литераторов и журналистов Федорова, Куровского, Нилуса. Ему сразу же приглянулась Анна, высокая, пышноволосая, с темными глазами. Он почувствовал, что снова влюблен, но все раздумывал и приглядывался.

Анна принимала его ухаживания, гуляла с ним по приморским бульварам, пила белое вино, заедая кефалью, и никак не могла понять, чего он медлит. Он решился внезапно и в один из вечеров сделал предложение. Венчание назначили на 23 сентября 1898 года.

В августе 1900-го Аня родила сына. Но Коленька не прожил и пяти лет, скончавшись в январе 1905 года от менингита. Горе Бунина было безмерно, он не расставался с фотографией ребенка во всех своих странствованиях. Анна после смерти сына замкнулась, ушла в себя, не хотела жить. Через годы пришла в себя, но замуж второй раз не вышла. Но все это время не хотела давать ему развод. Даже тогда, когда он связал свою жизнь с Верой...

Вера Николаевна Муромцева (1881-1961)

Вера Муромцева родилась в 1881 году и принадлежала к дврянской профессорской старой московской семье, которая жила в уютном особняке на Большой Никитской.

Спокойна, рассудительна, умна, прекрасно воспитана, знала четыре языка, неплохо владела пером, занималась переводами... Вера Николаевна никогда не хотела связывать свою жизнь с писателем, потому что наслушалась разговоров о распутной жизни людей искусства. Ей же всегда казалось, что жизни мало и для одной любви. Тем не менее, именно ей довелось стать терпеливой <тенью> знаменитого писателя, лауреата Нобелевской премии. И хотя фактически Вера Николаевна стала "госпожой Буниной" уже в 1906 году, официально зарегистрировать свой брак они смогли лишь в июле 1922 года во Франции. Муромцева, обладая незаурядными литературными способностями, оставила замечательные литературные воспоминания о своём муже ("Жизнь Бунина", "Беседы с памятью").

Галина Николаевна Кузнецова (1900 - ?)

Они познакомились в конце двадцатых в Париже. Иван Алексеевич Бунин, 56-летний знаменитый писатель, и Галина Кузнецова, никому не известная начинающая писательница, которой не исполнилось и тридцати. Все вполне могло бы обойтись тривиальной любовной интрижкой по меркам бульварного романа. Однако этого не произошло. Обоих захватило настоящее серьезное чувство.

Галина без оглядки отдалась нахлынувшему чувству, она немедленно бросила мужа и стала снимать квартиру в Париже, где влюбленные целый год встречались урывками. Когда же Бунин понял, что не хочет и не может жить без Кузнецовой, то пригласил ее в Грасс, на виллу "Бельведер", в качестве ученицы и помощницы. И так они начали жить втроем: Иван Алексеевич, Галина и Вера Николаевна, жена писателя.

  • Галина Кузнецова: "Грасская Лаура" или жизнь вечно ведомой

Юрий Бунин

Является потомком Буниных по линии старшего брата Ивана Алексеевича Бунина - Юлия Алексеевича. Его сайт:

Первого русского нобелевского лауреата Ивана Алексеевича Бунина называют ювелиром слова, прозаиком-живописцем, гением российской литературы и ярчайшим представителем Серебряного века. Литературные критики сходятся во мнении, что в бунинских произведениях есть родство с картинами , а по мироощущению рассказы и повести Ивана Алексеевича схожи с полотнами .

Детство и юность

Современники Ивана Бунина утверждают, что в писателе чувствовалась «порода», врожденный аристократизм. Удивляться нечему: Иван Алексеевич – представитель древнейшего дворянского рода, уходящего корнями в XV век. Семейный герб Буниных включен в гербовник дворянских родов Российской империи. Среди предков писателя – основоположник романтизма, сочинитель баллад и поэм .

Родился Иван Алексеевич в октябре 1870 года в Воронеже, в семье бедного дворянина и мелкого чиновника Алексея Бунина, женатого на двоюродной племяннице Людмиле Чубаровой, женщине кроткой, но впечатлительной. Она родила мужу девятерых детей, из которых выжили четверо.


В Воронеж семья перебралась за 4 года до рождения Ивана, чтобы дать образование старшим сыновьям Юлию и Евгению. Поселились в арендованной квартире на Большой Дворянской улице. Когда Ивану исполнилось четыре года, родители вернулись в родовое имение Бутырки в Орловской губернии. На хуторе прошло детство Бунина.

Любовь к чтению мальчику привил гувернер – студент Московского университета Николай Ромашков. Дома Иван Бунин изучал языки, делая упор на латынь. Первые прочитанные самостоятельно книги будущего литератора – «Одиссея» и сборник английских стихов.


Летом 1881 года отец привез Ивана в Елец. Младший сын сдал экзамены и поступил в 1-й класс мужской гимназии. Учиться Бунину нравилось, но это не касалось точных наук. В письме старшему брату Ваня признался, что экзамен по математике считает «самым страшным». Спустя 5 лет Ивана Бунина отчислили из гимназии посреди учебного года. 16-летний юноша приехал в отцовское имение Озерки на рождественские каникулы, да так и не вернулся в Елец. За неявку в гимназию педсовет исключил парня. Дальнейшим образованием Ивана занялся старший брат Юлий.

Литература

В Озерках началась творческая биография Ивана Бунина. В имении он продолжил работу над начатым в Ельце романом «Увлечение», но произведение до читателя не дошло. Зато стихотворение юного литератора, написанное под впечатлением от смерти кумира – поэта Семена Надсона – опубликовали в журнале «Родина».


В отцовском имении с помощью брата Иван Бунин подготовился к выпускным экзаменам, сдал их и получил аттестат зрелости.

С осени 1889-го до лета 1892 года Иван Бунин работал в журнале «Орловский вестник», где печатались его рассказы, стихи и литературно-критические статьи. В августе 1892 года Юлий позвал брата в Полтаву, где устроил Ивана на должность библиотекаря в губернской управе.

В январе 1894 года писатель посетил Москву, где встретился с близким по духу . Как и Лев Николаевич, Бунин критикует городскую цивилизацию. В рассказах «Антоновские яблоки», «Эпитафия» и «Новая дорога» угадываются ностальгические ноты по уходящей эпохе, чувствуется сожаление о вырождающемся дворянстве.


В 1897 году Иван Бунин издал в Петербурге книгу «На край света». Годом ранее перевел поэму Генри Лонгфелло «Песнь о Гайавате». В переводе Бунина появились стихи Алкея, Саади, Адама Мицкевича и .

В 1898 году в Москве вышел поэтический сборник Ивана Алексеевича «Под открытым небом», тепло встреченный литературными критиками и читателями. Через два года Бунин подарил любителям поэзии вторую книгу стихов – «Листопад», упрочившую авторитет автора как «поэта русского пейзажа». Петербургская Академия наук в 1903 году награждает Ивана Бунина первой Пушкинской премией, за которой следует вторая.

Но в поэтической среде Иван Бунин заработал репутацию «старомодного пейзажиста». В конце 1890-х любимцами становятся «модные» поэты , принесший в русскую лирику «дыхание городских улиц», и с его мятущимися героями. в рецензии на сборник Бунина «Стихотворения» написал, что Иван Алексеевич очутился в стороне «от общего движения», зато с точки зрения живописи его поэтические «полотна» достигли «конечных точек совершенства». Примерами совершенства и приверженности классике критики называют стихотворения «Помню долгий зимний вечер» и «Вечер».

Иван Бунин-поэт не приемлет символизм и критично смотрит на революционные события 1905–1907 годов, называя себя «свидетелем великого и подлого». В 1910 году Иван Алексеевич издает повесть «Деревня», положившую начало «целому ряду произведений, резко рисующих русскую душу». Продолжением ряда становятся повесть «Суходол» и рассказы «Сила», «Хорошая жизнь», «Князь во князьях», «Лапти».

В 1915-м Иван Бунин на пике популярности. Выходят его знаменитые рассказы «Господин из Сан-Франциско», «Грамматика любви», «Легкое дыхание» и «Сны Чанга». В 1917 году писатель покидает революционный Петроград, избегая «жуткой близости врага». Полгода Бунин жил в Москве, оттуда в мае 1918 года уехал в Одессу, где написал дневник «Окаянные дни» – яростное обличение революции и большевистской власти.


Портрет "Иван Бунин". Художник Евгений Буковецкий

Писателю, столь яростно критикующему новую власть, опасно оставаться в стране. В январе 1920 года Иван Алексеевич покидает Россию. Он уезжает в Константинополь, а в марте оказывается в Париже. Здесь вышел сборник рассказов под названием «Господин из Сан-Франциско», который публика встречает восторженно.

С лета 1923 года Иван Бунин жил на вилле «Бельведер» в старинном Грассе, где его навещал . В эти годы выходят рассказы «Начальная любовь», «Цифры», «Роза Иерихона» и «Митина любовь».

В 1930 году Иван Алексеевич написал рассказ «Тень птицы» и завершил самое значительное произведение, созданное в эмиграции, - роман «Жизнь Арсеньева». Описание переживаний героя овеяно печалью об ушедшей России, «погибшей на наших глазах в такой волшебно краткий срок».


В конце 1930-х Иван Бунин переселился на виллу «Жаннет», где жил в годы Второй мировой войны. Писатель переживал за судьбу родины и радостно встречал новости о малейшей победе советских войск. Жил Бунин в нищете. О своем трудном положении писал:

«Был я богат - теперь, волею судеб, вдруг стал нищ… Был знаменит на весь мир - теперь никому в мире не нужен… Очень хочу домой!»

Вилла обветшала: отопительная система не функционировала, возникли перебои с электро- и водоснабжением. Иван Алексеевич рассказывал в письмах друзьям о «пещерном сплошном голоде». Чтобы раздобыть хоть небольшую сумму, Бунин попросил уехавшего в Америку друга на любых условиях издать сборник «Темные аллеи». Книга на русском языке тиражом 600 экземпляров вышла в 1943-м, за нее писатель получил $300. В сборник вошел рассказ «Чистый понедельник». Последний шедевр Ивана Бунина – стихотворение «Ночь» – вышел в 1952 году.

Исследователи творчества прозаика заметили, что его повести и рассказы кинематографичны. Впервые об экранизации произведений Ивана Бунина заговорил голливудский продюсер, выразивший желание снять фильм по рассказу «Господин из Сан-Франциско». Но дело закончилось разговором.


В начале 1960-х на творчество соотечественника обратили внимание российские режиссеры. Короткометражку по рассказу «Митина любовь» снял Василий Пичул. В 1989 году на экраны вышла картина «Несрочная весна» по одноименному рассказу Бунина.

В 2000 году вышел фильм-биография «Дневник его жены» режиссера , в котором рассказана история взаимоотношений в семье прозаика.

Резонанс вызвала премьера драмы «Солнечный удар» в 2014 году. В основу ленты легли одноименный рассказ и книга «Окаянные дни».

Нобелевская премия

Впервые Ивана Бунина выдвинули на соискание Нобелевской премии в 1922 году. Об этом хлопотал лауреат Нобелевской премии . Но тогда премию отдали ирландскому поэту Уильяму Йетсу.

В 1930-х к процессу подключились русские писатели-эмигранты, их хлопоты увенчались победой: в ноябре 1933 года Шведская академия вручила Ивану Бунину премию по литературе. В обращении к лауреату говорилось, что он заслужил награду за «воссоздание в прозе типичного русского характера».


715 тысяч франков премии Иван Бунин растратил быстро. Половину в первые же месяцы раздал нуждающимся и всем, кто обратился к нему за помощью. Еще до получения награды писатель признался, что получил 2000 писем с просьбой помочь деньгами.

Спустя 3 года после вручения Нобелевской премии Иван Бунин окунулся в привычную бедность. До конца жизни у него так и не появилось собственного дома. Лучше всего Бунин описал положение дел в коротком стихотворении «У птицы есть гнездо», где есть строки:

У зверя есть нора, у птицы есть гнездо.
Как бьется сердце, горестно и громко,
Когда вхожу, крестясь, в чужой, наемный дом
С своей уж ветхою котомкой!

Личная жизнь

Первую любовь молодой писатель встретил, когда работал в «Орловском вестнике». Варвара Пащенко – высокая красавица в пенсне – показалась Бунину слишком заносчивой и эмансипированной. Но вскоре он нашел в девушке интересного собеседника. Вспыхнул роман, но отцу Варвары бедный юноша с туманными перспективами не понравился. Пара жила без венчания. В своих воспоминаниях Иван Бунин так и называет Варвару – «невенчанной женой».


После переезда в Полтаву и без того сложные отношения обострились. Варваре – девушке из обеспеченной семьи – опостылело нищенское существование: она ушла из дома, оставив Бунину прощальную записку. Вскоре Пащенко стала женой актера Арсения Бибикова. Иван Бунин тяжело перенес разрыв, братья опасались за его жизнь.


В 1898 году в Одессе Иван Алексеевич познакомился с Анной Цакни. Она и стала первой официальной женой Бунина. В том же году состоялась свадьба. Но вместе супруги прожили недолго: расстались спустя два года. В браке родился единственный сын писателя – Николай, но в 1905 году мальчик умер от скарлатины. Больше детей у Бунина не было.

Любовь всей жизни Ивана Бунина – третья жена Вера Муромцева, с которой он познакомился в Москве, на литературном вечере в ноябре 1906 года. Муромцева – выпускница Высших женских курсов, увлекалась химией и свободно разговаривала на трех языках. Но от литературной богемы Вера была далека.


Обвенчались молодожены в эмиграции, в 1922 году: Цакни 15 лет не давала Бунину развода. Шафером на свадьбе был . Супруги прожили вместе до самой кончины Бунина, хотя их жизнь безоблачной не назовешь. В 1926 году в эмигрантской среде появились слухи о странном любовном треугольнике: в доме Ивана и Веры Буниных жила молодая писательница Галина Кузнецова, к которой Иван Бунин питал отнюдь не дружеские чувства.


Кузнецову называют последней любовью писателя. На вилле супругов Буниных она прожила 10 лет. Трагедию Иван Алексеевич пережил, когда узнал о страсти Галины к сестре философа Федора Степуна – Маргарите. Кузнецова покинула дом Бунина и ушла к Марго, что стало причиной затяжной депрессии писателя. Друзья Ивана Алексеевича писали, что Бунин в тот период был на грани сумасшествия и отчаяния. Он работал сутками напролет, пытаясь забыть возлюбленную.

После расставания с Кузнецовой Иван Бунин написал 38 новелл, вошедших в сборник «Темные аллеи».

Смерть

В конце 1940-х врачи диагностировали у Бунина эмфизему легких. По настоянию медиков Иван Алексеевич отправился на курорт на юге Франции. Но состояние здоровья не улучшилось. В 1947 году 79-летний Иван Бунин в последний раз выступил перед аудиторией литераторов.

Нищета заставила обратиться за помощью к русскому эмигранту Андрею Седых. Тот выхлопотал больному коллеге пенсию у американского филантропа Фрэнка Атрана. До конца жизни Бунина Атран выплачивал писателю 10 тысяч франков ежемесячно.


Поздней осенью 1953 года состояние здоровья Ивана Бунина ухудшилось. Он не поднимался с постели. Незадолго до кончины писатель попросил жену почитать письма .

8 ноября доктор констатировал смерть Ивана Алексеевича. Ее причиной стала сердечная астма и склероз легких. Похоронили нобелевского лауреата на кладбище Сен-Женевьев-де-Буа, месте, где нашли упокоение сотни российских эмигрантов.

Библиография

  • «Антоновские яблоки»
  • «Деревня»
  • «Суходол»
  • «Легкое дыхание»
  • «Сны Чанга»
  • «Лапти»
  • «Грамматика любви»
  • «Митина любовь»
  • «Окаянные дни»
  • «Солнечный удар»
  • «Жизнь Арсеньева»
  • «Кавказ»
  • «Темные аллеи»
  • «Холодная осень»
  • «Цифры»
  • «Чистый понедельник»
  • «Дело корнета Елагина»

И ван Бунин писал, что не принадлежит ни к одной литературной школе. Он не считал себя «ни декадентом, ни символистом, ни романтиком, ни реалистом» - его творчество действительно оказалось за пределами Серебряного века. Несмотря на это, произведения Бунина получили всемирное признание и стали классикой. «За строгий артистический талант, с которым он воссоздал в литературной прозе типичный русский характер» Бунин - первым из русских литераторов - получил Нобелевскую премию.

Литературное творчество Ивана Бунина

Иван Бунин родился 22 октября 1870 года в Воронеже . Через три с половиной года семья переехала в фамильное имение Бутырки в Орловской губернии. Здесь, «в глубочайшей полевой тишине» , мальчик познакомился с народным фольклором . Днем он работал вместе с крестьянами в поле, а по вечерам оставался с ними послушать народные сказки и предания. Со времени переезда начался творческий путь Бунина. Здесь в восемь лет он сочинил свое первое стихотворение, за которым последовали очерки и рассказы. Юный писатель подражал в своей манере то Александру Пушкину , то Михаилу Лермонтову .

В 1881 году семья Буниных переехала в усадьбу Озерки - «большую и довольно зажиточную деревню с тремя помещичьими усадьбами, потонувшими в садах, с несколькими прудами и просторными выгонами» . В этом же году Иван Бунин поступил в Елецкую мужскую гимназию. Первые впечатления от жизни в уездном городе были безрадостными: «Резок был и переход от совершенно свободной жизни, от забот матери к жизни в городе, к нелепым строгостям в гимназии и к тяжкому быту тех мещанских и купеческих домов, где мне пришлось жить нахлебником» .

Бунин проучился в гимназии чуть больше четырех лет: зимой 1886 года, после каникул, он не вернулся на занятия. Дома он еще больше увлекся литературой. В 1887 году в петербургской газете «Родина» Бунин опубликовал свои стихотворения - «Над могилой С.Я. Надсона» и «Деревенский нищий», а чуть позже - рассказы «Два странника» и «Нефедка». В своем творчестве он постоянно обращался к детским воспоминаниям.

В 1889 году Иван Бунин переехал в Орел, в центральную Россию, «где образовался богатейший русский язык и откуда вышли чуть не все величайшие русские писатели во главе с Тургеневым и Толстым» . Здесь 18-летний писатель поступил на службу в редакцию губернской газеты «Орловский вестник», где работал корректором, писал театральные рецензии и статьи. В Орле вышел первый поэтический сборник Бунина «Стихотворения», в котором молодой поэт размышлял на философские темы и описывал русскую природу.

Иван Бунин много путешествовал и учил в зарубежных поездках иностранные языки. Так писатель стал переводить стихи. Среди авторов были древнегреческий поэт Алкей, Саади, Франческо Петрарка, Адам Мицкевич, Джордж Байрон, Генри Лонгфелло. Параллельно он продолжал писать сам: в 1898 году выпустил поэтический сборник «Под открытым небом», через три года - сборник стихов «Листопад». За «Листопад» и перевод «Песни о Гайавате» Генри Лонгфелло Бунин получил Пушкинскую премию Российской академии наук. Однако в поэтической среде многие считали поэта «старомодным пейзажистом».

Будучи истинным и крупным поэтом, он стоит в стороне от общего движения в области русского стиха. <...> Но с другой стороны, у него есть область, в которой он достиг конечных точек совершенства. Это область чистой живописи, доведенной до тех крайних пределов, которые доступны стихии слова.

Максимилиан Волошин

В 1905 году разразилась первая русская революция, страну охватили разрушительные крестьянские бунты. Литератор не поддерживал происходящего. После событий того времени Бунин написал «целый ряд произведений, резко рисующих русскую душу, ее своеобразные сплетения, ее светлые и темные, но почти всегда трагические основы» .

Среди них - повести «Деревня» и «Суходол», рассказы «Сила», «Хорошая жизнь», «Князь во князьях», «Лапти».

В 1909 году Академия наук присудила Ивану Бунину Пушкинскую премию за третий том Собрания сочинений и перевод драмы-мистерии «Каин» Джорджа Байрона. Вскоре после этого литератор получил звание почетного академика по разряду изящной словесности, а в 1912 году стал почетным членым Общества любителей русской словесности.

Личная жизнь Ивана Бунина

Первой любовью Ивана Бунина стала Варвара Пащенко. Он познакомился с ней в редакции газеты «Орловский вестник». «Высокая, с очень красивыми чертами, в пенсне», она поначалу показалась молодому писателю заносчивой и чрезмерно эмансипированной - но вскоре Бунин уже писал брату письма, в которых расписывал ум и таланты своей возлюбленной. Однако официально выйти замуж за Бунина Варваре Пащенко не позволил отец, да и сама она не думала о браке с начинающим писателем.

Я его очень люблю и ценю, как умного и хорошего человека, но жизни семейной, мирной у нас не будет никогда. Лучше, как ни тяжело, теперь нам разойтись, чем через год или полгода. <...> Все это невыразимо угнетает меня, у меня пропадает и энергия и силы. <...> Он говорит беспрестанно, что я принадлежу к пошлой среде, что у меня укоренились и дурные вкусы, и привычки, - и это все правда, но опять странно требовать, чтобы я их отбросила, как старые перчатки…Если бы вы знали, как мне это все тяжело!

Из письма Варвары Пащенко Юлию Бунину, брату Ивана Бунина

В 1894 году Варвара Пащенко оставила Ивана Бунина и вышла замуж за богатого помещика Арсения Бибикова, друга Бунина. Писатель очень переживал - старшие братья даже опасались за его жизнь. Муки первой любви Иван Бунин позже отразил в последней части романа «Жизнь Арсеньева» - «Лика».

Первой официальной женой писателя стала Анна Цакни. Бунин сделал ей предложение уже через несколько дней после знакомства. В 1899 году они обвенчались. Цакни к тому моменту было 19 лет, а Бунину - 27. Однако после свадьбы прошло некоторое время, и семейная жизнь разладилась. Цакни винила мужа в черствости, он ее - в легкомыслии.

Сказать, что она круглая дура, нельзя, но ее натура детски-глупа и самоуверенна - это плод моих долгих и самых беспристрастных наблюдений. Ни одного моего слова, ни одного моего мнения ни о чем - она не ставит даже в трынку. Она… неразвита как щенок, повторяю тебе. И нет поэтому никаких надежд, что я могу развить ее бедную голову хоть сколько-нибудь, никаких надежд на другие интересы.

Из письма Ивана Бунина брату Юлию Бунину

В 1900 году Иван Бунин ушел от Анны Цакни, которая на тот момент была беременна. Через несколько лет после рождения ребенок писателя тяжело заболел и умер. Больше детей у Ивана Бунина не было.

Второй и последней женой Ивана Бунина стала Вера Муромцева. Писатель встретился с ней в 1906 году на литературном вечере. Вместе они проводили почти каждый день, ходили на выставки, литературные чтения. Через год стали жить вместе, но узаконить свои отношения не могли: Анна Цакни не давала Бунину развода.

Обвенчались Иван Бунин и Вера Муромцева только в 1922 году, в Париже. Вместе они прожили почти полвека. Вера Муромцева стала преданным другом Бунина на всю жизнь, вместе они прошли все тяготы эмиграции и войны.

Жизнь в эмиграции и Нобелевская премия

Октябрьскую революцию и Гражданскую войну Бунин воспринял как катастрофу в жизни страны и соотечественников. Из Петрограда он переехал сначала в Москву , затем - в Одессу. Параллельно он вел дневник, в котором много писал о губительной силе русской революции и власти большевиков. Позже за границей книга с этими воспоминаниями вышла под названием «Окаянные дни».

«Испив чашу несказанных душевных страданий», в начале 1920 года Бунин покинул Россию. Вместе с женой он отплыл на греческом пароходе из Одессы в Константинополь, оттуда - через Софию и Белград - в Париж. В то время во французской столице жили русские журналисты-эмигранты и писатели-изгнанники, поэтому ее часто называли «уездом русской литературы».

Все, что осталось в СССР, представлялось писателю чуждым и враждебным. За границей он начал вести общественно-политическую деятельность и вскоре превратился в одну из главных фигур эмигрантской оппозиции. В 1920 году Бунин стал членом парижского Союза русских писателей и журналистов, писал в политико-литературную газету «Возрождение» и призывал бороться с большевизмом. На родине за антисоветскую позицию литератора прозвали белогвардейцем.

За рубежом Бунин начал издавать собрания своих дореволюционных произведений. Эти книги европейские критики приняли радушно.

Бунин настоящий русский талант, кровоточащий, неровный и вместе с тем мужественный и большой. Его книга содержит несколько рассказов, которые по силе достойны Достоевского .

Французский ежемесячный журнал искусства и литературы La Nervie, декабрь 1921 года

В годы эмиграции Бунин много работал, его книги выходили почти каждый год. Он написал рассказы «Роза Иерихона», «Митина любовь», «Солнечный удар» , «Божье древо». В своих произведениях Бунин стремился соединить поэтический и прозаический язык, поэтому важное место в них заняли образные детали второго плана. Например, в «Солнечном ударе» автор живописно описал раскаленный добела волжский пейзаж.

В 1933 году Иван Бунин завершил самое значительное произведение зарубежного периода творчества - роман «Жизнь Арсеньева». Именно за него в этом же году Бунину присудили Нобелевскую премию по литературе. Имя автора стало всемирно известным, но слава его была омрачена тем, что в Советской России это достижение замалчивалось, а его произведения не печатали.

Полученные от Шведской академии средства не сделали Бунина богатым. Значительную часть премии он отдал нуждающимся.

Как только я получил премию, мне пришлось раздать около 120 000 франков. Да я вообще с деньгами не умею обращаться. Теперь это особенно трудно. Знаете ли вы, сколько писем я получил с просьбами о вспомоществовании? За самый короткий срок пришло до 2000 таких писем.

Иван Бунин

Последние годы жизни и смерть Бунина

Вторая мировая война застала Буниных во французском городе Грас. К тому моменту деньги от Нобелевской премии закончились, и семье приходилось жить впроголодь.

Пальцы в трещинах от холода, не искупаться, не вымыть ног, тошнотворные супы из белой репы Был я «богат» - теперь, волею судеб, вдруг стал нищ, как Иов. Был «знаменит на весь мир» - теперь никому в мире не нужен, - не до меня миру!

Иван Бунин

Тем временем Бунин продолжал работать. 74-летний писатель отмечал в дневнике: «Господи, продли мои силы для моей одинокой, бедной жизни в этой красоте и работе!» В 1944 году он закончил сборник «Темные аллеи», куда вошли 38 рассказов. Среди них - «Чистый понедельник», «Баллада», «Муза», «Визитные карточки». Позже, через девять лет, он дополнил собрание еще двумя рассказами «Весной, в Иудее» и «Ночлег». Сам автор считал лучшим своим произведением именно рассказ «Темные аллеи».

Война примирила писателя с ненавистным ему большевистским режимом. Все ушло на второй план, на первый же вышла родина. Бунин купил карту мира и отмечал на ней ход военных действий, о котором читал в газетах. Он праздновал разгром гитлеровской армии под Сталинградом как личную победу, а в дни Тегеранского совещания, сам себе удивляясь, писал в дневнике: «Нет, вы подумайте, до чего дошло - Сталин летит в Персию, а я дрожу, чтобы с ним не дай Бог чего в дороге не случилось» . В конце войны писатель часто думал о возвращении на родину.

В мае 1945 года Бунины прибыли в Париж, где встретили день победы над фашистской Германией. Здесь же в 1946 году они узнали о своем восстановлении в гражданстве СССР и даже хотели вернуться. В письме прозаику Марку Алданову Бунин писал: «Но и тут ждет нас тоже нищенское, мучительное, тревожное существование. Так что, как никак, остается одно: домой. Этого, как слышно, очень хотят и сулят золотые горы во всех смыслах. Но как на это решиться? Подожду, подумаю...» Но после Постановления «О журналах «Звезда» и «Ленинград» 1946 года, в котором Центральный комитет СССР раскритиковал творчество Михаила Зощенко и Анны Ахматовой , литератор передумал возвращаться.

Иван Бунин умер в Париже 8 ноября 1953 года. Похоронили писателя на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа .

1. В молодости Иван Бунин был толстовцем. Он мечтал «о чистой, здоровой, «доброй» жизни среди природы, собственными трудами, в простой одежде» . Писатель посещал поселения последователей русского классика под Полтавой. В 1894 году он познакомился с самим Львом Толстым . Встреча эта произвела на Бунина «потрясающее впечатление» . Толстой посоветовал молодому писателю не «опрощаться», а всегда поступать по совести: «Хотите жить простой, трудовой жизнью? Это хорошо, только не насилуйте себя, не делайте мундира из нее, во всякой жизни можно быть хорошим человеком» .

2. Бунин любил путешествовать. Он объехал весь Юг России, был во многих восточных странах, хорошо знал Европу, странствовал по Цейлону и Африке. В поездках его «занимали вопросы психологические, религиозные, исторические», он «стремился обозреть лица мира и оставить в нем чекан души своей» . Некоторые свои произведения Бунин создал под влиянием путевых впечатлений. Например, во время путешествия на пароходе из Италии у него родился замысел рассказа «Господин из Сан-Франциско», а после поездки на Цейлон он сочинил рассказ «Братья».

3. Бунина возмущали городские писатели, которые в своих произведениях говорили о деревне. Многие из них никогда не были в сельской местности и не понимали, о чем писали.

Один известный поэт… рассказал в своих стихах, что он шел, «колосья пшена разбирая», тогда как такого растения в природе никак не существует: существует, как известно, просо, зерно которого и есть пшено, а колосья (точнее, метелки) растут так низко, что разбирать их руками на ходу невозможно; другой (Бальмонт) сравнивал лунь, вечернюю птицу из породы сов, оперением седую, таинственно-тихую, медлительную и совершенно бесшумную при перелетах, - со страстью («и страсть ушла, как отлетевший лунь»), восторгался цветением подорожника («подорожник весь в цвету!»), хотя подорожник, растущий на полевых дорогах небольшими зелеными листьями, никогда не цветет.

Иван Бунин

4. В 1918 году вышел декрет «О введении новой орфографии», который изменял правила правописания и исключал несколько букв из русского алфавита. Бунин не принимал этой реформы и продолжал писать в соответствии со старой орфографией. Он настаивал, чтобы «Темные аллеи» напечатали по дореволюционным правилам, но издатель выпустил книгу по новым и поставил автора перед свершившимся фактом. Писатель даже отказал американскому издательству имени Чехова публиковать свои книги в новой орфографии.

5. Иван Бунин очень трепетно относился к своей внешности. Писательница Нина Берберова в автобиографии вспоминала, как Бунин доказывал, что он красивее Александра Блока . А Владимир Набоков отмечал, что Бунина очень волновали возрастные изменения: «Когда я с ним познакомился, его болезненно занимало собственное старение. С первых же сказанных нами друг другу слов он с удовольствием отметил, что держится прямее меня, хотя на тридцать лет старше» .

6. У Ивана Бунина была нелюбимая буква - «ф». Он старался как можно реже ее употреблять, поэтому в его книгах почти не было героев, в имени которых присутствовала бы эта буква. Литературный летописец Александр Бахрах вспоминал, как Бунин ему рассказывал: «А знаете, меня чуть-чуть не нарекли Филиппом. Что все-таки могло произойти - «Филипп Бунин». Как это звучит гнусно! Вероятно, я бы и печататься не стал» .

7. В СССР первое после революции сокращенное и вычищенное цензурой пятитомное Собрание сочинений Бунина опубликовали только в 1956 году. В него не вошли «Окаянные дни», письма и дневники писателя - эта публицистика была главной причиной замалчивания творчества автора на родине. Только во время перестройки запрещенные сочинения автора издали полностью.