Анализ главы “Фотография, на которой меня нет” из книги В. Астафьева “Последний поклон”

Большое место в творческой биографии Астафьева заняла работа над двумя прозаическими циклами «Последний поклон» и «Царь-рыба». С одной стороны, в этих книгах автор ведет поиск основ нравственного «самостоянья человека», и ведет в тех направлениях, которые представлялись очень перспективными в 70-е годы: в «Последнем поклоне» — это «возвращение к корням народной жизни», а в «Царь-рыбе» — это «возвращение к природе». Однако, в отличие от множества авторов, которые превратили эти темы в литературную моду — с клишированным набором лубочных картинок из легендарной старины и кликушеских ламентаций по поводу наступления асфальта на землю-матушку, Астафьев, во-первых, старается создать в своих новеллистических циклах максимально широкую и многоцветную панораму жизни народа (из множества сюжетов и массы персонажей), а во-вторых, даже собственно повествовательную позицию.его герой, alter ego автора, занимает внутри этого мира. Подобное построение произведений сопротивляется «данности авторской позиции и «чревато» романной диалектикой и открытостью.

Замысел «Последнего поклона» родился, что называется — в пику многочисленным писаниям, которые появились в 50-60-е годы в связи с сибирскими новостройками. «Все, как сговорившись, писали и говорили о Сибири так, будто до них тут никого не было, никто не жил. А если жил, то никакого внимания не заслуживал», — рассказывает писатель. — «И у меня возникло не просто чувство протеста, у меня возникло желание рассказать о «моей» Сибири, первоначально продиктованное одним лишь стремлением доказать, что и я, и мои земляки отнюдь не иваны, не помнящие родства, более того, мы тут родством-то связаны, может, покрепче, чем где-либо»25.

Праздничную тональность рассказам, которые вошли в первую книгу «Последнего поклона» (1968), придает то, что это не просто «страницы детства», как назвал их автор, а то, что здесь главный субъект речи и сознания — ребенок, Витька Потылицын. Детское восприятие мира — наивное, непосредственное, доверчивое, — придает особый, улыбчивый и трогательный колорит всему повествованию.

Но в характере Витьки есть своя «особинка». Он эмоционально очень чуток, до слез восприимчив к красоте. Это особенно проявляется в той поразительной чуткости, с которой его детское сердчишко отзывается на музыку. Вот пример: «Бабушка запевала стоя, негромко, чуть хрипловато, и сама себе помахивала рукой. У меня почему-то сразу же начинало коробить спину. И по всему телу россыпью колючей пробежал холод от возникшей внутри меня восторженности. Чем ближе подводила бабушка запев к общеголосью, чем напряженней становился ее голос и бледнее лицо, тем гуще вонзались в меня иглы, казалось, кровь густела и останавливалась в жилах».

Значит, сам Витька, главный герой цикла, принадлежит к той самой «песенной» породе, которую Астафьев выделил из семьи «простых людей» в своих прежних рассказах.

Такой мальчонка, «песенный», нараспашку открытый всему миру, оглядывается вокруг себя. И мир поворачивается к нему только доброй своей стороной. Не случайно в первой книге «Последнего поклона» много места занимают описания детских игр, проказ, рыбалок. Здесь и картины совместной работы, когда деревенские тетки помогают бабушке Катерине квасить капусту («Осенние грусти и радости»), и знаменитые бабушкины блины на «музыкальной сковородке» («Стряпухина радость»), и щедрые застолья, где собирается вся «родова», «все целуются друг с другом, и разморенные, добрые, ласковые, дружно поют песни» («Бабушкин праздник»)…

А сколько там песен! Можно говорить об особой песенной стихии как об одном из существенных стилевых пластов в общей эмоциональной палитре «Последнего поклона». Тут и старинная народная «Течет реченька, течет быстрая…», и плачевая «Злые люди, люди ненавистные…», и шуточная «Распроклятая картошка, что ж ты долго не кипишь…», и фривольные «Распустила Дуня косы…», «Монах красотку полюбил…», и завезенные в сибирскую деревню откуда-то из портовых кабаков «Не любите моряка, моряки омманут…», «Плыл по окияну из Африки матрос…» и так далее. Эта песенная радуга создает в «Последнем поклоне» особый эмоциональный фон, где перемешано высокое и низкое, веселье и грусть, чистая истовость и скабрезная глумливость. Такой фон «созвучен» той мозаике характеров, которые проходят перед глазами Витьки Потылицына.

Все остальные «гробовозы», как кличут жителей родной витькиной Овсянки, что ни фигура, то колоритнейший характер. Чего стоит хотя бы один дядя Левонтий с его философским вопросом: «Что есть жисть?», который он задает на высшем градусе опьянения и после которого все бросаются врассыпную, прихватывая со стола посуду и остатки еды. Или тетка Татьяна, «пролетарья»,по выражению бабушки, активист и организатор колхоза, что все свои выступления «заканчивала срывающимся выдохом: «Сольем наш энтузиазм с волнующимся акияном мирового пролетариата!»»

Все овсянкинцы, кроме разве что деда Ильи, от которого слышали не больше трех или пяти слов за день, в той или иной мере артисты. Они любят покрасоваться, умеют сымпровизировать сцену на глазах у всего честного народа, каждый из них — человек публичный, точнее, «зрелищный». Его воспламеняет присутствие публики, ему на людях хочется пройтись фертом, характер показать, поразить каким-нибудь фокусом. Тут красок не жалеют и на жесты не скупятся. Поэтому многие сцены из жизни овсянкинских «гробовозов» приобретают в описании Астафьева характер спектаклей.

Вот, например, фрагмент из рассказа «Бабушкин праздник». Очередной «набег» из дальних странствий «вечного скитальца» дяди Терентия — «в шляпе, при часах». Как он «в качестве «суприза»» катнул во двор бочонок с омулем, а его замученная жена, тетка Авдотья, «где и сила взялась?», этот бочонок перекувыркнула обратно через подворотню. Как «молча двинулась навстречу лучезарно лыбящемуся мужу, раскинувшему руки для объятий, молча же сорвала шляпу с его головы (…) и принялась месить ее голыми ногами, втаптывать в пыль, будто гремучую змею». Как «натоптавшись до бессилия, навизжавшись до белой слюны, (…) тетка Авдотья молча подняла с дороги гуляку, измызганную, похожую на высохшую коровью лепеху или гриб-бздех, вялым движением, как бы по обязанности, доводя свою роль до конца, раз-другой шлепнула шляпой по морде мужа, напяливая ее на голову его до ушей, пристукнула кулаком и удалилась во двор».

Тут каждый жест вылеплен исполнителями, как в хорошо отрепетированной мизансцене, и зафиксирован внимчивым оком наблюдателя. При этом Астафьев не забывает упомянуть очень существенную подробность: «Весь нижний конец села упивался этой картиной», — словом, все зрители на местах, спектакль идет при, полном аншлаге.

Да и сам герой-рассказчик умеет даже обычный эпизод так разыграть на голоса, что получается чистой воды драматическая сценка. Вот, например, эпизод из рассказа «Монах в новых штанах»: как Витька донимает бабушку, чтоб та поскорее сшила ему штаны из материала, который они называют диковинным словом «треко». Он начинает канючить. «А чего ж тебе, ремня? — спрашивает бабушка. — Штаны-ы-ы…», — тянет Витька. А дальше идет его собственная режиссура, поворотный момент:

— Э-э-э-э…

— Поори у меня, поори! — взрывалась бабушка, но я перекрывал ее своим ревом, и она постепенно сдавалась и начинала меня умасливать:

— Сошью, скоро сошью! Уж батюшко, не плачь уж. На вот конфетки-то, помусли. Сла-а-аденькие лампасеечки. Скоро уж, скоро в новых штанах станешь ходить, нарядный, да красивый, да пригожий».

Другие персонажи в драматургическом мастерстве не отстают от самого Витьки. Так, в рассказе «Гори, гори ясно» есть такая сцена. Бабушка рассказывает, как она на последние кровные купила в городе мячик, привезла, «играй, дорогой робеночек!», а он: «…Глянул эдак-то да ка-ак по мячику резнет стягом!. Стя-гом, матушка моя, стягом! В ем, в мячике-то, аж че-то зачуфыркало! Зачуфыркало, кума, зачуфыркало, ровно в бонбе гремучей! (…) Шипит мячик, пипка отвалилась… А этот, яз-зва-то, архаровец, облокотился на стяг, че, дескать, ишшо расшибить?». Этот душераздирающий монолог сопровождается сочувствующими репликами бабушкиных товарок, жалобами «какие наши достатки», сетованиями на школу да клубы — словом, все, сак следует. Но никак нельзя отделаться от впечатления игры, великолепно сымпровизированной исполнительницей — разыгрывающей трагедию на потеху себе и своим престарелым слушательницам.

В сущности, в «Последнем поклоне» Астафьев выработал особую форму сказа — полифонического по своему составу, образуемого сплетением разных голосов (Витьки-маленького, умудренного жизнью автора-повествователя, отдельных героев-рассказчиков, коллективной деревенской молвы), и карнавального по эстетическому пафосу, с амплитудой от безудержного смеха до трагических рыданий. Эта повествовательная форма стала характернейшей особенностью индивидуального стиля Астафьева.

Что же до первой книги «Последнего поклона», то ее речевая фактура поражает невообразимой стилистической пестротой. И в таком словесном сумбуре так или иначе проявляет себя и сумбурность натур носителей речи. Но автора это качество характеров овсянкинских «гробовозов» пока не настораживает, в книге доминирует ликующая, радостная тональность. Даже битые жизнью люди здесь вспоминают о прошлом с радостью. И, естественно, радостное и благодарное отношение к жизни несет в себе сам Витька Потылицин. «Такая волна любви к родному и до стоноты близкому человеку накатывала на меня. В этом порыве моем была благодарность ей (бабушке) за то, что она живая осталась, что мы оба есть на свете и все, все вокруг живое и доброе». И не раз он говорит: «Хорошо-то как! Можно жить на этом свете!..»

Приступая к «Последнему поклону» Астафьев намеревался «писать обыденно об обыденной неброской жизни». А на самом деле он написал не обыденно, а празднично, и обыденная жизнь народа предстала в его слове очень даже броско.

Выпущенная в 1968 году отдельным изданием первая книга «Последнего поклона» вызвала массу восторженных откликов. Впоследствии, в 1974 году, Астафьев вспоминал:

И действительно, вторая книга «Последнего поклона» уже строится из рассказов, которые существенно отличаются по тональности от первой. Кстати, у каждой из этих книг есть свои рассказы-увертюры, задающие тон. Первая книга начиналась щемяще-светлым рассказом «Далекая и близкая сказка» — о том, как Витька впервые услышал игру на скрипке, и сердце его, «занявшееся от горя и восторга, как встрепенулось, как подпрыгнуло, так и бьется у горла, раненное на всю жизнь музыкой». А вот вторая книга начинается с увертюры, которая называется «Мальчик в белой рубахе» — о том, как пропал, заптерялся среди сибирских увалов и лесов трехлетний Петенька. Соответственно и тональность здесь совершенно другая — трагическая и даже мистическая.

По инерции, идущей от первой книги, вторая начинается рассказом о детских деревенских играх (-«Гори-гори ясно»). Но уже здесь, наряду с веселыми описаниями игры в лапту и в бабки, дано описание жестокой, почти изуверской игры — игры в -«кол». А в следующем рассказе («Бурундук на кресте»), когда папа вместе с новой семьей собирается к раскулаченному деду Павлу на Север, уже появляются тревожные мистические предзнаменования: бурундук спрыгнул с кладбищенского креста и страховидный нетопырь, летучая мышь, залетел в избу, где шло прощальное застолье. Все это, по словам бабушки, «ой, не к добру!».

И, действительно, вся последующая жизнь оказалась «ой, не к добру!». Но главный источник несчастий автор видит в самой отцовской родове, в характерах и поведении ее членов. В отличие от семьи Потылицыных, бабушки Катерины и деда Ильи — вечных тружеников, людей, щедрых душой, в семье деда Павла «жили по присловью: ни к чему в доме соха, была бы балалайка». Та самая театральность, которая выглядела в овсянкинских «гробовозах» карнавальным украшением, у членов семьи деда Павла и их собутыльников приобрела гиперболические размеры, стала самоцелью. Автор обозначил этот способ существования хлестким словцом — «на выщелк», уточнив, — «значит, только на показуху и годное». И дальше идет ряд портретов персонажей, живущих «на выщелк». Папа, гуляка и пьяница, который с перепою допустил аварию на мельнице. «Закадычный папин друг и собутыльник», Шимка Вершков, который числит себя «у власти», на том основании, что у него есть наган цвета «срыжа». Или сам дед Павел, щеголь и «лютый картежник», что в азарте способен просадить последнюю лопотину. Наконец, даже целый колхоз, слепленный в селе во время коллективизации, тоже, в сущности, представляет собой концентрацию показушного пустозвонства: «Много заседали, да мало робили, и оттого все шло на растатур. Пашни зарастали, мельница с зимы стояла, сена поставили с гулькин нос».

А далее Астафьев рисует холодный и голодный быт Игарки, города спецпереселенцев. Перед читателем открывается дно жизни, причем не то старое «дно», которое показано в пьесе Горького, а современное герою-повествователю народное дно советского происхождения. И это дно видится снизу, изнутри, глазами ребенка, осваивающего университеты жизни. И описываются те муки, которые наваливаются на мальчонку, ушедшего из новой семьи отца, потому что там и без него помирали с голоду, неприкаянно болтающегося, спящего бог весть где, подъедающего в столовках, готового «стырить» кусок хлеба в магазине. Повседневный, бытовой хаос здесь обретает черты хаоса социального.

Самая страшная сцена во второй части — эпизод, когда мальчишка встречается с бесчувственностью и жестокостью официального лица (рассказ «Без приюта»). Витька, едва не замерзший ночью в какой-то конюшне, приходит в школу, засыпает прямо на уроке, и его, разморенного, дремлющего, выволакивает из-за парты учительница Софья Вениаминовна, по кличке Ронжа. «Грязный, обшарпанный, раздрызганный», — честит она несчастного мальчишку. А когда одна девочка, «дочка завплавбазы или снабсбыта», поднимает руку и сообщает: «Софья Вениаминовна, у него вши», то учительница вовсе заходится от негодования и брезгливости:

«Ронжа на мгновение оцепенела, глаза у нее завело под лоб, сделав ко мне птичий скок, она схватила меня за волосья, принялась их больно раздирать и так же стремительно, по-птичьи легко отскакнув к доске, загородилась рукой, словно бы от нечистой силы.

— Ужас! Ужас! — отряхивала ладонью белую кофточку на рахитной грудешке, со свистом шептала она, все пятясь от меня, все загораживаясь, все отряхиваясь».

«Я уделил взглядом голик, прислоненный в углу, березовый, крепкий голик, им дежурные подметали пол. Сдерживая себя изо всех сил, я хотел, чтобы голик исчез к чертям, улетел куда1нибудь, провалился, чтобы Ронжа перестала брезгливо отряхиваться, класс гоготать. Но против своей воли я шагнул в угол, взял голик за ребристую, птичью шею и услышал разом сковавшую класс, боязную тишину. Тяжелое, злобное торжество над всей этой трусливо умолкшей мелкотой охватило меня, над учителькой, которая продолжала керкать, выкрикивать что-то, но голос ее уже начал опадать с недоступных высот.

— Ч-что? Что такое? — забуксовала, завертелась на одном месте учителка.

Я хлестанул голиком по-ракушечьи узкому рту, до того вдруг широко распахнувшемуся, что в нем видна сделалась склизкая мякоть обеззвучившегося языка, после хлестал уже не ведая куда. (…) Ничего в жизни даром не дается и не проходит. Ронжа не видела, как заживо палят крыс, как топчут на базаре карманников сапогами, как в бараках иль жилище, подобном старому театру, пинают в живот беременных жен мужья, как протыкают брюхо ножом друг другу картежники, как пропивает последнюю копейку отец, и ребенок, его ребенок, сгорает на казенном топчане от болезни… Не видела! Не знает! Узнай, стерва! Проникнись! Тогда иди учить! Тогда срами, если сможешь! За голод, за одиночество, за страх, за Кольку, за мачеху, за Тишку Шломова! — за все, за все полосовал я не Ронжу, нет, а всех бездушных, несправедливых людей на свете».

Эта жуткая сцена — кульминация всей второй книги: душа ребенка, центра мира, не выдержала не просто черствости и жестокости какой-то там недалекой учительницы, она не выдержала бездушности и несправедливости, существующей (или даже царящей) в этом мире. И однако Астафьев не судит «огулом». Да, он может сгоряча выпалить какую-нибудь «огульную» формулу (например, насчет национального характера — грузинского или еврейского, или польского, да и о родимом русском характере у него тоже есть весьма крутые высказывания)27. Но его цепкому художническому видению в принципе чужды образы-абстракции, и такие предельно общие понятия, как «народ», «общество», у него всегда конкретизируются, заполняясь мозаикой характеров, хором голосов, из которых этот народ и это общество состоят. И народ в изображении Астафьева, оказывается, не есть нечто однородно цельное, а в нем есть все и всякое — и доброе и жестокое, и прекрасное, и отвратительное, и мудрое, и тупое (причем эти полюса народной психологии и нравственности автор берет в их самых крайних пределах — от того, что вызывает восторг и умиление до того, что способно вызвать омерзение и тошноту). Так что все начала и концы — источники несчастий, которые валятся на голову отдельного человека, и силы, которые приходят ему на помощь, — в самом этом народе, в самом этом обществе и находятся.

И Витьку Потылицына спасают в этом апокалиптическом мире не революции и не очередные постановления партии и правительства, а просто найдется инспектор районо Раиса Васильевна, что защитит мальчишку от неумных педагогов, подмигнет столовская официантка Аня голодному мальчишке и тишком подкормит его. А то объявится дядя Вася, и хоть сам перекати-поле, все же не выдержит и возьмет хоть

на время племянника-сироту под опеку, а заодно и к книжкам приохотит. И с начальником железнодорожной станции, по прозвищу Порченый, Витьке-фэзэушнику повезет — тот его, по неопытности допустившего аварию, фактически из-под суда спас, а далее Витьке-новобранцу встретятся «командир эркэка» сержант Федя Рассохин, нормальный парень, и его сестра Ксения, чуткая душа, о которой Виктор благодарно скажет — «девушка, мою жизнь осветившая…»

Цикл «Последний поклон» Астафьев никак не может закончить. Он его пишет и пишет. Одна из последних глав называется «Забубенная головушка» («Новый мир», 1992. №2). Это уже обстоятельный портрет папы, который на старости лет все-таки приехал к сыну и, судя по всему, последние годы жизни был им опекаем. И все равно, какие бы новые истории В. Астафьев ни добавлял, это главы книги, которая называется «Последний поклон»: это всегда поклон родному миру — это умиление всем тем хорошим, что было в этом мире, и это горевание о том злом, дурном, жестоком, что в этом мире есть, потому что это все равно родное, и за все дурное в родном мире его сыну еще больней.

(отрывка из повести в. Астафьева «последний поклон».)

9 класс

Учитель: Аксёнова Л.М.

Лингвистический анализ текста.

Цель урока:

    реализация самообразовательной деятельности при работе над лингвистическим анализом текста.

2) Развитие логического мышления, самообразовательной деятельности, самостоятельной работы с таблицами, справочным материалом формирование правильной литературной речи, оформление собственных мыслей в форме рецензии, отзыва, эссе.

    Воспитание чувства благодарности к людям, воспитавшим тебя, об умении сделать правильный выбор в трудной жизненной ситуации.

Методы и приемы:

    индивидуальные занятия.

    Фронтальный опрос.

    Работа с таблицами.

    Работа со справочным материалом.

    Выразительное чтение текста.

Оборудование:

    текст.

    Памятка «Лингвистический анализ текста».

    Таблица «Изобразительно-выразительные средства языка.

    Памятка для работы над сочинением.

    Карточки-информаторы.

План анализа текста. Выразительное чтение текста.

    Определите тему текста.

    Какова основная мысль текста?

    Можно ли данный отрывок назвать текстом? Обоснуйте свой ответ. (это текст, т.к предложения связаны между собой по смыслу, высказывание композиционно завершено. Текст – это несколько предложений, связанных в целое темой и основной мыслью, высказывание композиционно завершено).

    Тип текста.

    Стиль речи.

    Вид связи предложения. (предложения между собой соединены параллельной связью, т.к каждое следующее предложение строится, сохраняя последовательность расположения главных членов предложения.

Задами я пробрался …

Краски на двери и на крыльце не осталось.

Бабушка сидела.

    выделите микротемы, составьте план.

    Укажите используемые стилистические средства.

    Назовите особенности построения текста. (его композиция).

Ход урока.

1) Слово учителя.

Ребята, сегодня у нас урок – творческая лаборатория, на котором мы продолжим развивать навыки лингвистического анализа текста, будем работать над формированием правильной литературной и письменной речи и оформлением собственных мыслей в форме рецензии, отзыва и эссе.

Итак, перед вами текст – отрывок из повести В. Астафьева «Последний поклон».

Прослушайте внимательно текст.

Выразительное чтение текста.

Теперь давайте обратимся к плану анализа текста.

    Итак. Определите тему текста «Последний поклон».

Какова основная мысль текста или идея текста.

(Мы в долгу перед теми, кто нас вырастил, любил, жил для нас, мы должны бережно и внимательно относиться к ним, и, конечно же, в последнюю минуту, когда они навсегда покидают этот мир, во чтобы то ни стало обязаны быть рядом).

    Можно ли данный отрывок назвать текстом.

(это текст, т.к предложения вязаны по смыслу и грамматически, высказывание композиционно завершено).

    Вспомните сколько типов речи в русском языке.

    • 3 типа речи:

      Описание

      Повествование

      Рассуждение

Какой тип преобладает в данном тексте? (повествование).

    Каков стиль текста?

(художественный стиль с элементами разговорного стиля).

Для чего писатель использует элементы разговорного стиля?

(чтобы показать более ярко ли и реалистично образ бабушки).

6) Давайте выделим микротемы текста и составим план.

1) Встретить первому.

Назовите ключевые слова: задами, к нашему дому, хотелось встретить- первому, бабушку, улицей.

Учитель: Лексика этой микротемы нейтральная, но есть одно слово, которое подсказывает читателю, что речь пойдет о жителях деревни? Что это за слово? (задами)

Как вы понимаете его лексическое значение?

(т.е через огороды).

К какой лексике оно относится? (к разговорной, просторечие

На чем фокусируется взгляд героя?

2) У входа в дом?

(дверь, краска, крыльцо, половицы, косяк двери)

Каков синтаксис данной микротемы? (в абзаце используются назывные предложения. Синтаксис не случаен. Он передает состояние напряженного ожидания).

3) Всё как прежде.

Предложение начинается со слова бабушка:

И сразу же в тексте зазвучала оценочная лексика.

Уменьшительно – ласкательный суффикс указывает на отношение автора.

Подслеповатое кухонное оконце.

Что за средство выразительности?

(одновременно и эпитет, т.к дает красочное, яркое, образное название предмета и олицетворение, т.к текстовому предмету приписывается свойство живого предмета).

Учитель: и мы очень зрительно представляем себе, как это окно, как и его старая хозяйка, высматривает не подошел ли кто к дому…

Что такое эпитет?

А что такое олицетворение?

Буря пролетела над землей! – риторическое восклицание.

Восклицание.

Смешались и перепутались…

Как он называется (градация) Что такое градация? Дайте определение.

И опять в тексте оценочная лексика, книжное, эмоционально возвышенное. Род человеческий.

И фашизм – а рядом оценочный глагол: подох - грубое просторечие, т.к никакого другого слова не заслужил.

Слова с уменьшительно – ласкательным суффиксом. Шкафчик, занавеска в крапинку.

Лексический повтор. А что такое лексический повтор?

Привычное место, привычное дело в руках.

Все языковые средства этой микротемы направлены на подтверждение мысли. Всё в мире изменяется, неизменным остается отчий дом и чувство любви к нему.

«Встреча»

Звукопись.

Што.

Перекрешшу, испужаюсь. Слова записаны так, как их произносит бабушка, женщина, вероятно, неграмотная

Риторическое восклицание – какие маленькие ручки!

Лексический повтор.

Молилась. Всё сказано этим словом: и любовь и переживание за внука, за то, чтоб у него было всё хорошо.

Сравнение. Что называется сравнение?

Кожа, что луковая шелуха – метафора.

- Что такое метафора?

Дряхлая щека - эпитет.

Обращение – батюшка.

Жданье – просторечие.

Синтаксис.

Подведение итогов жизни передается короткими лаконичными предложениями, а многоточие говорит о том, что еще много можно сказать, но нет сил. За многоточием не слова, а чувства и эмоции.

Мочила слезами руки, не просто плакала, а мочила много слёз, потому что много любви, но предчувствие вечной разлуки, которая уже не за горами вызывает нескончаемые слезы.

5) Сообщение о смерти бабушки.

В этой микротеме уже нейтральная лексика. А вот синтаксис – напряженный, кричащий.

6) « Живет в сердце вина. »

7) Синтаксис.

Предложения простые, короткие, как удар молотка судьи. Как приговор.

8) Написание сочинения.

* прочитайте выразительно текст.

* работа с памяткой.

* форму своего письменного высказывания, жанр творческой работы нужно выбрать в соответствии с внутренней потребностью, миропониманием и мироощущением. А жанровое своеобразие речи открывает самые разнообразные возможности, и можно писать, используя жанры письма, странички из дневника, путевого очерка, а возможно обратиться к эссе.

Давайте вспомним и дадим краткую характеристику основным жанрам.

Отзыв – общая оценка произведений, выражение собственного отношения к прочитанному, просмотренному, эмоциональная оценка личного восприятия произведения впечатление о нем с обоснованием: что в произведении вызвало именно эти чувства и переживания.

Рецензия – анализ, разбор, оценка текста, жанр критики, литературной и газетно-журнальной публицистики.

Задача рецензента – дать анализ произведения, выразить собственные мысли и чувства, возникшие при чтении текста, рассказать о своих впечатлениях – но на основе подробного анализа текста.

Поэтому рецензент не пересказывает подробно содержание прочитанного, а своё мнение тщательно обосновывает глубоким и аргументированным анализом.

Рецензент должен увидеть творческую индивидуальность – автора, колорит рецензируемого произведения.

Отношение между рецензентом и автором – творческий диалог при равном расположении сторон. Преимущество автора – детальное значение произведения. Преимущество рецензента – высокий уровень теоретической подготовки, мастерство аналитика, языковая культура.

Например:

Очерк – прозаическое произведение, которое охватывает небольшую частичку действительности, но в целом очерки обращаются к любым сферам человеческой жизни. В этом жанре сильно субъективное авторское начало. Очеркист сам ведет повествование, которое движется его мыслью, его мнением. Это сближает очерк и эссе. Однако в очерках нередко ______________

Описания, роль которых в эссе не так значительна.

Очерк может быть по стилю публицистическим, лирическим, документальным и т.д.

Творчество В.П. Астафьева преимущественно изучено в идейно-тематическом плане: тема войны, тема детства и тема природы.

В «Последнем поклоне» сопряжены две основные темы для писателя: деревенская и военная. В центре автобиографической повести - судьба рано оставшегося без матери мальчика, которого воспитывает бабушка. Порядочность, трепетное отношение к хлебу, аккуратное - к деньгам - все это при ощутимой бедности и скромности в сочетании с трудолюбием помогает семье выживать даже в самые трудные минуты.

С любовью В.П. Астафьев рисует в повести картины детских шалостей и забав, простые домашние разговоры, будничные заботы (среди которых львиная доля времени и сил уделяется огородным работам, а также простую крестьянскую еду). Большой радостью для мальчика становятся даже первые новые штаны, так как ему все время перешивают их из старья.

В образной структуре повести центральным является образ бабушки героя. Она уважаемый человек на селе. Ее большие рабочие руки в жилках еще раз подчеркивают трудолюбие героини. «В любом деле не слово, а руки всему голова. Рук жалеть не надо. Руки, они всему вкус и вид делают», - говорит бабушка. Самые обычные дела (уборка избы, пирог с капустой) в бабушкином исполнении дарят окружающим людям столько тепла и заботы, что воспринимаются как праздник. В тяжелые годы помогает семье выжить и иметь кусок хлеба старенькая швейная машинка, на которой бабушка умудряется обшивать полсела. Наиболее проникновенные и поэтичные фрагменты повести посвящены русской природе.

Автор подмечает тончайшие детали пейзажа: соскобленные корни дерева, по которым пытался пройти плуг, цветы и ягоды, описывает картину слияния двух рек (Манны и Енисея), ледостава на Енисее. Величественный Енисей является одним из центральных образов повести. Вся жизнь людей проходит на его берегу. И панорама этой величественной реки, и вкус ее студеной водицы с детства и на всю жизнь отпечатывается в памяти каждого жителя деревни. В этом самом Енисее и утонула когда-то мама главного героя. И через много лет на страницах своей автобиографической повести писатель мужественно поведал миру о последних трагических минутах ее жизни.

В.П. Астафьев подчеркивает широту родных просторов. Писатель часто использует в пейзажных зарисовках образы звучащего мира (шорох стружки, грохот телег, стук копыт, песню пастушьей дуды), передает характерные запахи (леса, травы, прогорклого зерна). В неспешное повествование то и дело вторгается стихия лиризма: «А по лугу стелился туман, и была от него мокра трава, никли долу цветы куриной слепоты, ромашки приморщили белые ресницы на желтых зрачках».

В этих пейзажных зарисовках есть такие поэтичные находки, которые могут служить основанием для того, чтобы назвать отдельные фрагменты повести стихотворениями в прозе. Это олицетворения («Тихо умирали над рекой туманы»), метафоры («В росистой траве загорались от солнца красные огоньки земляники»), сравнения («Мы пробили головами устоявшийся в распадке туман и, плывя вверх, брели по нему, будто по мягкой, податливой воде, медленно и бесшумно»), В самозабвенном любовании красотами родной природы герой произведения видит прежде всего нравственную опору.

В.П. Астафьев подчеркивает, как глубоко укоренились в жизни простого русского человека языческие и христианские традиции. Когда герой заболевает малярией, бабушка лечит его всеми имеющимися на то средствами: это и травы, и заговоры на осину, и молитвы. Через детские воспоминания мальчика вырисовывается трудная эпоха, когда в школах не было ни парт, ни учебников, ни тетрадей. Лишь один букварь да один красный карандаш на весь первый класс. И в таких сложных условиях учитель умудряется проводить уроки. Как каждый писатель-деревенщик, В.П. Астафьев не обходит вниманием тему противостояния города и деревни. Особенно усиливается оно в голодные годы. Город был гостеприимен, пока потреблял сельскую продукцию. А с пустыми руками он встречал мужиков неохотно.

С болью В.П. Астафьев пишет о том, как понесли мужики и бабы с котомками вещи и золотишко в «Торгсины». Постепенно туда сдала бабушка мальчика и вязанные праздничные скатерти, и одежду, хранимую для смертного часа, а в самый черный день - сережки погибшей матери мальчика (последнюю памятную вещицу).

Для нас важно, что В.П. Астафьев создает в повести колоритные образы сельских жителей: Васи-поляка, который по вечерам играет на скрипке, народного умельца Кеши, мастерящего сани и хомуты, и других. Именно в деревне, где вся жизнь человека проходит на глазах односельчан, виден каждый неприглядный поступок, каждый неверный шаг.

Заметим, что В.П. Астафьев подчеркивает и воспевает в человеке гуманное начало. Например, в главе «Гуси в полынье» писатель рассказывает о том, как ребята, рискуя жизнью, спасают оставшихся во время ледостава на Енисее гусей в полынье. Для мальчишек это не просто очередная детская отчаянная проделка, но маленький подвиг, испытание на человечность. И хотя дальнейшая судьба гусей все равно сложилась печально (одних потравили собаки, других съели односельчане в голодное время) экзамен на мужество и неравнодушное сердце ребята все-таки выдержали с честью. Собирая ягоды, дети учатся терпению и аккуратности. «Бабушка говорила: главное в ягодах - закрыть дно посудины», - отмечает В.П. Астафьев.

В простой жизни с ее нехитрыми радостями (рыбалкой, лаптой, обычной деревенской пищей с родного огорода, прогулками по лесу) В.П. Астафьев видит наиболее счастливый и органичный идеал человеческого существования на земле. В.П. Астафьев утверждает, что человек не должен чувствовать себя сиротой на родине. Он также учит философски относиться к смене поколений на земле. Однако писатель подчеркивает, что людям необходимо бережно общаться друг с другом, ибо каждый человек неповторим и уникален. Произведение «Последний поклон» несет в себе, таким образом, жизнеутверждающий пафос. Одной из ключевых сцен повести является сцена, в которой мальчик Витя сажает вместе с бабушкой лиственницу. Герой думает о том, что дерево скоро вырастет, будет большим и красивым и принесет много радости и птичкам, и солнышку, и людям, и речке.

Обратимся к работам исследователей. А.Н. Макаров в книге «Во глубине России» одним из первых сказал, что «Астафьев пишет историю своего современника», указав этим на определенную связь между всеми его произведениями, охарактеризовал природу его таланта как лиро-эпическую.

А. Ланщиков основное внимание сосредоточил на автобиографии, пронизывающей произведения писателя. И. Дедков называет главным предметом прозы В. Астафьева народную жизнь. B. Курбатов касается вопросов сюжетного сложения в произведениях В.П. Астафьева, намечая, таким образом, и его творческую эволюцию, изменение жанрового мышления, поэтики.

В литературоведческих работах поставлен вопрос о связи творчества В.П. Астафьева с классической традицией русской литературы:

  • - толстовская традиция (Р.Ю. Сатымова, А. И. Смирнова);
  • - тургеневская традиция (Н.А. Молчанова).

Произведение написано в форме повести в рассказах. Отметим, что форма подчёркивает биографический характер повествования: воспоминания взрослого человека о своём детстве. Воспоминания, как правило, ярки, но не выстраиваются в единую линию, а описывают отдельные случаи из жизни.

Заметим, что произведение о Родине, в том значении, как понимает её Виктор Астафьев. Родина для него:

  • - это русская деревня, трудолюбивая, не избалованная достатком;
  • - это природа, суровая, необыкновенно красивая - мощный Енисей, тайга, горы.

Каждый отдельный рассказ "Поклона" раскрывает отдельную черту этой общей темы, будь то описание природы в главе «Зорькина песня» или детских игр в главе «Гори, гори ясно».

Повествование ведётся от первого лица - мальчика Вити Потылицина, сироты, живущего с бабушкой. Отец Вити - гуляка и пьяница, семью бросил. Мать Вити трагически погибла - утонула в Енисее. Жизнь Вити протекала, как у всех остальных деревенских мальчиков - помощь старшим по хозяйству, сбор ягод, грибов, рыбалка и игры. Главная героиня "Поклона" - Витькина бабушка Катерина Петровна становится для читателя произведения Астафьева как - бы «нашей общей русской бабушкой», потому что собирает в себе в редкой, живой полноте всё, что ещё осталось на родной земле крепкого, наследного, исконно родного, что мы про себя каким - то вне словесным чутьём узнаём как своё, будто всем нам светившее и заранее и навсегда откуда то дарованное, данное. Ничего писатель в ней не приукрасил, оставив и грозу характера, и ворчливость её, и непременное желание всё первой разузнать и всем - всем в деревне распорядиться (одно слово - “генерал”). И бьётся, и мучается она за детей и внуков, и срывается в гнев и слёзы, а начнёт рассказывать о жизни, и вот, оказывается, нет для бабушки никаких невзгод: «Дети родились - радость. Болели дети, она их травками да кореньями спасала, и ни один не помер - тоже радость... Руку однажды выставила на пашне, сама же и вправила, страда как раз была, хлеб убирали, одно рукой жала и косоручкой не сделалась - это ли не радость?». Это общая черта старых русских женщин, и черта именно христианская, черта которая при истощении веры так же неотвратимо истощается, и человек всё чаще представляет счёт судьбе, меря зло и добро на ненадёжных весах "общественного мнения", подсчитывая собственные страдания и ревниво подчёркивая своё милосердие.

В "Последнем поклоне" всё вокруг ещё древне - родное, колыбельное, благодарное жизни и вот этим всё вокруг животворящее. Животворящее, исконное начало.

Надо заметить, что такой образ бабушки - не единственный в отечественной литературе. Например, встречается он у Максима Горького в "Детстве". И его Акулина Ивановна очень - очень похожа на бабушку Катерину Петровну Виктора Петровича Астафьева.

Но вот в жизни Витьки наступает переломный момент. Его отправляют к отцу и мачехе в город учиться в школу, так как в деревне школы не было. Тогда бабушка уходит из повествования, начинаются новые будни, всё темнеет, и является в детстве такая жестокая, страшная сторона, что писатель долго уклонялся от того, чтобы написать вторую часть "Поклона", грозный оборот своей судьбы, своё неизбежное "в людях". Не случайно последние главы "Поклона" были закончены Астафьевым только в 1992 году.

Вторую часть "Последнего поклона" корили порою за жестокость. Но подлинно действенна она была не якобы мстительной нотой. Какое там мщение? При чём тут оно? Литератор вспоминает своё горькое сиротство, свое изгнанничество и бездомность, общую отверженность, свою ненужность в мире. «Когда, казалось, для всех порой было бы лучше, если бы умер» - как писал он сам уже взрослым. И сказано это им было не для того, чтоб теперь победительно восторжествовать: что, взяли! - или чтобы вызвать сочувственный вздох, или ещё раз припечатать то бесчеловечное время. Это всё были бы задачи слишком чужие исповедному и любящему литературному астафьевскому дару. Считаться и мстить, вероятно можно тогда, когда сознаёшь, что живёшь невыносимо по чьей - то очевидной вине, помнишь эту очевидность и ищешь сопротивления. Но разве маленький, цепкий герой "Последнего поклона" Витька Потылицын что - то расчётливо сознавал? Он только жил, как умел, и увертывался от смерти и даже в отдельные минуты умудрялся быть счастливым, красоту не пропустить. Если кто и срывался, то это не Витька Потылицын, а Виктор Петрович Астафьев, который из дали уже прожитых лет и с высоты своего понимания жизни со смятением спрашивал мир: как могло случиться, что невинные дети оказались поставлены в такие жуткие, бесчеловечные условия существования?

Не себя он жалеет, а Витьку, как своё дитя, которое сейчас может защитить только состраданием, и только желанием разделить с ним последнюю картошку, и последнюю каплю тепла, и каждый миг его горького одиночества.

Если Витька выбрался тогда, то благодарить за это надо бабушку его Катерину Петровну, бабушку которая молилась за него, достигала сердцем его страдания и тем самым из далекой дали неслышно для Витьки, но спасительно смягчила его хоть бы тем, что успела научить прощению и терпению, и умению разглядеть в полной мгле даже и малую крупицу добра, и держаться этой самой крупицы, и благодарить за неё.

Астафьев посвятил теме русской деревни ряд произведений среди которых особо хотелось бы отметить повести "Последний поклон" и "Ода русскому огороду".

В сущности, в "Последнем поклоне" Астафьев выработал особую форму сказа - полифонического по своему составу, образуемого сплетением разных голосов (Витьки-маленького, умудренного жизнью автора-повествователя, отдельных героев-рассказчиков, коллективной деревенской молвы), и карнавального по эстетическому пафосу, с амплитудой от безудержного смеха до трагических рыданий. Эта повествовательная форма стала характерной особенностью индивидуального стиля Астафьева.

Что же до первой книги "Последнего поклона", то ее речевая фактура поражает невообразимой стилистической пестротой.

Выпущенная в 1968 году отдельным изданием первая книга "Последнего поклона" вызвала массу восторженных откликов. Впоследствии, в 1974 году, Астафьев вспоминал:

Н.А. Молчанова

В.П. Астафьев говорит о писательском труде как «изнуряющем, беспрестанном поиске», поиске художественных форм, средств, образов. Композиция повести «Последний поклон» отразила поиски писателя в способе выражения эпических задач. История создания повести своеобразна. В нее вошли в качестве отдельных глав публиковавшиеся в разные годы рассказы и небольшая повесть «Где-то гремит война». Построение повести характерно для целого ряда произведений последних лет: «Липяги» С. Крутилина, «Сумка, полная сердец» Вяч. Федорова, «Хлеб - имя существительное» М. Алексеева и др. Подобная «фигурная композиция - повесть из цепи звеньев, кусков, колец», обнаруживает тенденцию к циклизации и становится заметным явлением современной литературы, отразившим ее стремление к эпической полноте, к широкому синтетическому видению мира, ее попытки «преодолеть дробность частных наблюдений, характерологических зарисовок, ограниченность нравственной фактографии».

Печатавшиеся по отдельности в течение 1957-1967 гг. рассказы Астафьева благодаря художественным достоинствам получили высокую оценку критики. Но каждый из них по своему содержанию не мог выйти за рамки повествования частных историй, бытовых или лирических зарисовок. Отдельный рассказ не мог передать процесса становления личности во всем драматизме и многообразии ее связей со средой, с обществом, с историей. Собранные в единое художественное целое, рассказы-главы приобрели новое качество, выражая более крупное осмысление всех проблем, расширили масштабы повествования. Повесть в рассказах предстала «книгой о России, о народе, о нравственных корнях русского человека», «поэтической летописью народной жизни».

Выбор и порядок рассказов определялись емкой творческой задачей писателя, стремлением показать формирование народного характера, его неразрывную связь с родной почвой, взрастившей его средой. Поэтому художественный замысел автора не ограничивался повествованием о деревенском детстве. Структура повести в рассказах позволила показать героя в соотношении и связи с важнейшими событиями в стране, соотнести его судьбу с судьбой нации, т. е. расширила эпические возможности произведения. В своей совокупности бытовые, социальные, этические приметы и особенности деревенской жизни 30-40-х годов, изображенные в рассказах, воссоздают живую, зримую картину времени и народа.

В произведениях М. Алексеева и С. Крутилина ставится цель - многосторонне изобразить жизнь русской деревни, проследить основные вехи ее истории и современность. В. Астафьев подчиняет повествование иной цели - исследовать глубинные истоки характера человека, воспитанного русской деревней. Это обусловило тщательно продуманную организацию материала не только в порядке расположения рассказов, но и в композиции системы образов.

Повесть открывается рассказом-главой «Далекая и близкая сказка» (1963); это экспозиция к повествованию о Сибири и сибиряках, «о том, как им жилось, об удали их, стойкости и жалости». Открытие мира у маленького героя начинается с самого главного в рождении личности - с открытия родины, осмысления любви к ней. Драматизм звучания патриотической темы, почти трагедийное ее решение усиливают полифонизм повести, раздвигают горизонты произведения, выводят за рамки судьбы одного человека, одного народа, дают динамику повествованию.

Скрипач-поляк, потерявший родину, в звуках скрипки передает любовь и тоску о ней «Все проходит - любовь, сожаление о ней, горечь утрат, даже боль от ран проходит, но никогда - никогда не проходит и не гаснет тоска по родине...».

Из первого рассказа исходят и взаимодействуют в продолжение всей повести самые важные в авторской концепции человека мотивы, объединенные героем и патриотическим лейтмотивом: труд, народная нравственность, природа, искусство.

Три лирические зарисовки, идущие за первой главой повести («Зорькина песня», «Деревья растут для всех», «Гуси в полынье»), связаны общим содержанием, рассказывают о богатстве и красоте мира природы, о желании героя понять и защитить его. Движение, развитие художественной мысли выражаются в способе изображения героя, погруженного в поток народной жизни, окруженного стихией природы, деревенского быта и традиций. Задачи событийного сюжетного повествования как бы отступают на второй план. Интерес автора сосредоточен на раскрытии внутреннего мира, жизни человеческой души.

Один из самых поэтичных, лирических рассказов-глав «Запах сена» (1963) продолжает картину духовного воспитания человека, в котором труд - основа жизни, ее смысл и мерило. На фоне чудесной лунной ночи с волнующими запахами снега, душистого сена рождается выразительная сцена труда взрослых, и детей в атмосфере праздника.

Трудности воспитания, морального роста Виктора Потылицина, драматизм этого процесса раскрывает рассказ-глава «Конь с розовой гривой» (1963). Роль бабушки Катерины Петровны, в сущности главного героя всей книги, «ангела-хранителя» детства, доброго, сильного и мудрого человека особенно значима в судьбе автобиографического героя. Образ бабушки проходит через все повествование, и каждый рассказ высвечивает новые грани не только в формирующемся характере деревенского мальчика, но и в характере его бабушки. Бабушка понимает переживания ребенка, услышавшего прекрасную музыку деревенского скрипача, она рассказывает внуку об утренней «Зорькиной песне», объясняет, что «деревья растут для всех», привозит из города пряник - «коня с розовой гривой», простив Вите обман. «Надсаженная» в работе с малых лет, она кормит, обшивает, обихаживает, пестует огромную семью. «В любом деле - не слово, а руки всему голова. Рук жалеть не надо». Бабушка отзывчива к чужому горю, готова к бескорыстной помощи. «Большое сердце бабушки «болит обо всех». Жизнь Катерины Петровны отразила трудный путь русского народа, его радости, невзгоды, и радостей она не забывала, «умела замечать их в простой своей и нелегкой жизни». И главные черты ее характера, трудолюбие, доброта, стойкость делают ее выразительницей социальных и нравственных идеалов народа. Обратившись к исследованию народного характера, автор решает эпические задачи, ибо жизнь героини и жизнь народа представляются единым целым, имеющим один исток.

О судьбе бабушки, о ее определяющем влияния на внука повествуют, через бытовые образы и детали, через подробности обыденной жизни рассказы «Монах в новых штанах», «Ангел-хранитель», «Осенние грусти и радости»», «Бабушкин праздник». Земная, живая, пластически воссозданная фигура бабушки Катерины Петровны к концу книги вырастает до символического обобщения, становится лицом героическим, эпическим. Именно такие люди питают народ, нацию живительными соками мужества, доброты, оптимизма. Не случайно заключительный рассказ посвящен бабушке - «последний поклон» ей завершает книгу о России, ибо она - живое, неповторимое воплощение родины.

Один за другим, рядом с бабушкой, появляются в рассказах-главах «люди детства», социально определенные и художественно неповторимые, включающие автобиографического, героя в деревенский мир, его нравственные связи. Таков дядя Левонтий с буйной ордой ребятишек, любящих «слободу». Беспутный, скандальный в пьяном задоре, он поражает мальчика противоречивыми чертами богатой натуры, привлекает бескорыстием, душевной открытостью, простодушием. («Конь с розовой гривой», «Осенние грусти и радости», «Бабушкин праздник» и др.). Рядом с Витей бойкий и лукавый друг-враг, левонтьевский Санька оттеняет поэтичную, тонкую натуру героя. Запоминается фигура Филиппа из рассказа «Дядя Филипп - судовой механик» (1965), с болью говорит автор о гибели его в сорок втором под Москвой, о вечном горе и памяти его жены. Скупыми штрихами намечен образ скромного сельского учителя. В трогательных заботах о нем жителей деревни, в любви к нему учеников проявляется исконное уважение народа к учителю, преклонение перед званием. Поэтому законное место в системе образов и глав занимает рассказ о деревенской школе и ее подвижниках - «Фотография, на которой меня нет».

Рассказы-главы «Осенние грусти и радости» (1966) и «Бабушкин праздник» (1968), рисующие многолюдные сцены труда и праздников, дополняют общую объемную картину народной жизни и галерею народных характеров. Прозаическая и утомительная рубка и засолка капусты превращаются в праздник, рожденный подъемом от дружной коллективной работы. Рассказ о бабушкиных именинах показывает последний «сбор всех» родных перед войной. Приближающиеся события вносят в повествование оттенок грусти, предчувствие будущих потерь и лишений, гибели и сиротства, скрытый драматизм человеческих судеб, В небольшом рассказе вылеплена серия портретов, живых характеров, их многоголосое застолье, а в центре - бабушка, хранительница обычаев и традиций огромной семьи.

Необходимо отметить, как продуманно расположены рассказы-главы, драматическая тональность, внутренняя конфликтность которых нарастает по мере приближения к кульминационной главе «Где-то гремит война». Первый рассказ как увертюра содержит в себе главные темы и образы всего повествования. Следующие четыре рассказа светлы, полны чистой радости ребенка, открывающего мир природы. «Конь с розовой гривой» и «Монах в новых штанах» вводят реалистически точным и правдивым изображением в трудную и небогатую жизнь деревни 30-х годов, усиливают мотив драматизма, сложности бытия. Рассказ «Ночь темная-темная» поддерживает этот мотив, в герое крепнет желание разобраться в сложностях жизни и взять свою долю ответственности «за село родное, за эту реку и землю, суровую, но приветную землю».

Маленькая повесть «Где-то гремит война», предшествующая заключительному рассказу, выполняет принципиальную роль в композиции произведения: ее события передают крутой перелом в судьбе и состоянии героя, их можно считать кульминационным моментом в процессе мужания, самоутверждения героя. Едва не погибший в лютый мороз по дороге к тетке Августе, Виктор побеждает смерть, стремясь навстречу огню, человеческому теплу и помощи. Многодетная тетка в родном селе получила «похоронку», терпит страшную нужду. Племянник идет на охоту в зимнюю тайгу, чтобы спасти от лесных коз драгоценное сено. Сцена охоты – одна из лучших во всем цикле, самый напряженный момент в драматической истории формирования характера, повзросления героя. Переживания этой ночи перевернули душу подростка, что было подготовлено всем предшествующим повествованием. Встретившись с бедой, своей и общенародной, герой осознает свое место б жизни. Мысли о смерти, эмоциональный взрыв как выражение не контролируемых разумом чувств человека, вынужденного убивать - «стрелять в этого мудрого козла..., в эту новогоднюю, зимнюю ночь, в тишину, в белую сказку!» - ускорили процесс созревания гражданского мужества и высокой ответственности. «Еще никогда не казался мне мир таким потаенным и величественным. Его спокойствие и беспредельность потрясали... жизнь моя разломилась надвое. В эту ночь я стал взрослым».

Итоговый рассказ «Последний поклон» - о возвращении героя к родному очагу, где ждет бабушка, о возвращении с войны на родину солдата с глубоко осознанным чувством благодарности, с поклоном отечеству. Последние слова рассказа звучат гимном любимому и близкому человеку, память о котором «беспредельна и вечна, как вечна сама человеческая доброта».

Заключительные страницы повести придают ей законченность, подытоживают художественный материал, мозаику картин природы, семейного и деревенского быта, труда и праздников. Финальный рассказ многозначителен, он играет роль развязки, отразив завершение главного события эпохи - победу над фашизмом. Завершается не только важнейший жизненный этап героя, рассказ содержит обобщение социально-исторического смысла, так как повесть Астафьева исследует источники нашей победы, социальную и нравственную силу победителей, воспитанных «во глубине России».

Стремление показать множественность и разнообразие факторов, особенности времени, среды, людей, создающих личность, делают композицию повести открытой, динамичной, позволяют расширить книгу. В 1974 году опубликованы новые четыре главы книги. Будет дополнена новыми главами и перемонтирована первая книга, в частности в ней появится новая глава о детских играх «Гори, гори ясно!». Пишется вторая книга «Последнего поклона», куда автор собирается перенести повесть «Где-то гремит война» и которую завершит рассказ «Последний поклон». Эта новая, еще не законченная композиция двух книг представит интерес для будущего исследования.

В ныне существующей книге В.П. Астафьев, используя жанровые возможности рассказа, создает новую жанрово-композиционную форму, в которой художественная сила лирико-психологического рассказа выявляется особенно полно и многогранно. Из определенной системы типологически разных рассказов (обстоятельные социально-психологические рассказы с традиционной композицией, бесфабульные поэтические рассказы-картинки, лирические рассказы-очерки), из определенной системы образов, раскрывающих народный мир и народный характер, возникла повесть, получившая эпическое звучание.

Ключевые слова: Виктор Астафьев,«Последний поклон»,критика на творчество Виктора Астафьева,критика на произведения Виктора Астафьева,анализ рассказов Виктора Астафьева,скачать критику,скачать анализ,скачать бесплатно,русская литература 20 в.

«Последний поклон» - этапное произведение в творчест­ве В.П. Астафьева. В нем сопряжены две основные темы для писателя: деревенская и военная. В центре автобиографиче­ской повести - судьба рано оставшегося без матери мальчи­ка, которого воспитывает бабушка. 108

Порядочность, трепетное отношение к хлебу, аккуратное - к деньгам - все это при ощутимой бедности и скромности в сочетании с трудолюбием помогает семье выживать даже в самые трудные минуты.

С любовью В.П. Астафьев рисует в повести картины дет­ских шалостей и забав, простые домашние разговоры, буд­ничные заботы (среди которых львиная доля времени и сил уделяется огородным работам, а также простую крестьянскую еду). Большой радостью для мальчика становятся даже первые новые штаны, так как ему все время перешивают их из старья.

В образной структуре повести центральным является об­раз бабушки героя. Она уважаемый человек на селе. Ее боль­шие рабочие руки в жилках еще раз подчеркивают трудолю­бие героини. «В любом деле не слово, а руки всему голова. Рук жалеть не надо. Руки, они всему скус и вид делают», - говорит бабушка. Самые обычные дела (уборка избы, пирог с капустой) в бабушкином исполнении дарят окружающим лю­дям столько тепла и заботы, что воспринимаются как празд­ник. В тяжелые годы помогает семье выжить и иметь кусок хлеба старенькая швейная машинка, на которой бабушка умудряется обшивать полсела.

Наиболее проникновенные и поэтичные фрагменты повес­ти посвящены русской природе. Автор подмечает тончайшие детали пейзажа: соскобленные корни дерева, по которым пы­тался пройти плуг, цветы и ягоды, описывает картину слияния двух рек (Манны и Енисея), ледостава на Енисее. Величест­венный Енисей является одним из центральных образов по­вести. Вся жизнь людей проходит на его берегу. И панорама этой величественной реки, и вкус ее студеной водицы с детст­ва и на всю жизнь отпечатывается в памяти каждого жителя деревни. В этом самом Енисее и утонула когда-то мама глав­ного героя. И через много лет на страницах своей автобиогра­фической повести писатель мужественно поведал миру о по­следних трагических минутах ее жизни.

В.П. Астафьев подчеркивает широту родных просторов. Писатель часто использует в пейзажных зарисовках образы звучащего мира (шорох стружки, грохот телег, стук копыт, песню пастушьей дуды), передает характерные запахи (леса, травы, прогорклого зерна). В неспешное повествование то и дело вторгается стихия лиризма: «А по лугу стелился туман, и была от него мокра трава, никли долу цветы куриной слепоты, ромашки приморщили белые ресницы на желтых зрачках».

В этих пейзажных зарисовках есть такие поэтичные на­ходки, которые могут служить основанием для того, чтобы назвать отдельные фрагменты повести стихотворениями в прозе. Это олицетворения («Тихо умирали над рекой тума­ны»), метафоры («В росистой траве загорались от солнца красные огоньки земляники»), сравнения («Мы пробили го­ловами устоявшийся в распадке туман и, плывя вверх, брели по нему, будто по мягкой, податливой воде, медленно и бес­шумно»),

В самозабвенном любовании красотами родной приро­ды герой произведения видит прежде всего нравственную опору.

В.П. Астафьев подчеркивает, как глубоко укоренились в жизни простого русского человека языческие и христианские традиции. Когда герой заболевает малярией, бабушка лечит его всеми имеющимися на то средствами: это и травы, и заго­воры на осину, и молитвы.

Через детские воспоминания мальчика вырисовывается трудная эпоха, когда в школах не было ни парт, ни учебников, ни тетрадей. Лишь один букварь да один красный карандаш на весь первый класс. И в таких сложных условиях учитель умудряется проводить уроки.

Как каждый писатель-деревенщик, В.П. Астафьев не об­ходит вниманием тему противостояния города и деревни. Особенно усиливается оно в голодные годы. Город был госте­приимен, пока потреблял сельскую продукцию. А с пустыми руками он встречал мужиков неохотно. С болью В.П. Астафь­ев пишет о том, как понесли мужики и бабы с котомками вещи и золотишко в «Торгсины». Постепенно туда сдала бабушка мальчика и вязанные праздничные скатерти, и одежду, храни- 110 мую для смертного часа, а в самый черный день - сережки погибшей матери мальчика (последнюю памятную вещицу).

В.П. Астафьев создает в повести колоритные образы сель­ских жителей: Васи-поляка, который по вечерам играет на скрипке, народного умельца Кеши, мастерящего сани и хому­ты, и других. Именно в деревне, где вся жизнь человека про­ходит на глазах односельчан, виден каждый неприглядный поступок, каждый неверный шаг.

В.П. Астафьев подчеркивает и воспевает в человеке гу­манное начало. Например, в главе «Гуси в полынье» писатель рассказывает о том, как ребята, рискуя жизнью, спасают ос­тавшихся во время ледостава на Енисее гусей в полынье. Для мальчишек это не просто очередная детская отчаянная про­делка, но маленький подвиг, испытание на человечность. И хотя дальнейшая судьба гусей все равно сложилась печально (одних потравили собаки, других съели односельчане в голод­ное время) экзамен на мужество и неравнодушное сердце ре­бята все-таки выдержали с честью.

Собирая ягоды, дети учатся терпению и аккуратности. «Бабушка говорила: главное в ягодах - закрыть дно посуди­ны», - отмечает В.П. Астафьев. В простой жизни с ее нехит­рыми радостями (рыбалкой, лаптой, обычной деревенской пищей с родного огорода, прогулками по лесу) В.П. Астафьев видит наиболее счастливый и органичный идеал человеческо­го существования на земле.

В.П. Астафьев утверждает, что человек не должен чувст­вовать себя сиротой на родине. Он также учит философски относиться к смене поколений на земле. Однако писатель под­черкивает, что людям необходимо бережно общаться друг с другом, ибо каждый человек неповторим и уникален. Произ­ведение «Последний поклон» несет в себе, таким образом, жизнеутверждающий пафос. Одной из ключевых сцен повести является сцена, в которой мальчик Витя сажает вместе с ба­бушкой лиственницу. Герой думает о том, что дерево скоро вырастет, будет большим и красивым и принесет много радо­сти и птичкам, и солнышку, и людям, и речке.